Все это вместе усилило его подозрения, и он решил взглянуть на квартиру главы секты и на его, якобы престарелую, экономку.
Подойдя к ограде, отделявшей сад при доме от улицы, сыщик заметил, что в двух окнах нижнего этажа еще есть свет.
Пинкертон был слишком осторожен, чтобы просто перелезть через забор. Человек, который никого у себя не принимал, по всей вероятности предохранил себя также от возможности появления непрошенных посетителей. Очень возможно, что в саду были устроены капканы и западня.
Ввиду этого, сыщик перешел на территорию соседней усадьбы и перелез оттуда через забор. Затем он приблизился к саду Кольдвелля и осторожно вошел за ограду.
Действительно, при свете своего электрического фонаря сыщик увидел на земле западни.
Пинкертон осторожно подкрался к освещенным окнам, бормоча:
— Интересно знать, действительно ли мистер Кольдвелль теперь молится, или он занят чем-нибудь другим!
Подойдя ближе, он расслышал мужской и женский голоса, по-видимому, горячо о чем-то спорившие.
Подкравшись еще ближе, Пинкертон заглянул в окно. Сквозь маленькую щель в спущенных занавесях он мог видеть все, что делается внутри.
Ему представилось удивительное зрелище.
Посередине комнаты, обставленной простенькой мебелью, стоял стол, на котором горела керосиновая лампа с красным абажуром.
У стола, скрестив руки на груди, стоял мужчина, конечно не кто иной, как Иван Кольдвелль, или отец Иван.
Он был очень высокого роста, выше сыщика, по меньшей мере, на целую голову. На нем был изящный костюм, бритое лицо его носило выражение злорадства. На носу у него сидели очки.
Насмешливо смотрел он на хорошенькую молодую девушку, которая стояла перед ним выпрямившись и, очевидно, сильно волнуясь.
«Если это экономка, то до старости ей еще далеко!» — подумал Пинкертон.
Он стал прислушиваться к тому, что говорили Кольдвелль и молодая девушка.
— Отчего ты так волнуешься? — говорил отец Иван грубым и неприятным голосом. — В этом нет никакого смысла! Я советовал бы тебе быть рассудительной, так как я не переношу подобного упрямства! Ты отлично знаешь, какая участь тебя ожидает, если ты не покоришься!
Девушка топнула ногой:
— И все-таки я не намерена подчиняться! Я вам больше не товарищ, так как вы люди недостойные! Если бы я знала это тогда, то никогда не вошла бы в этот дом! Чего только ты мне не наговорил! А я верила тебе, я была слепо предана тебе и считала тебя человеком набожным, человеком, чуть ли не святым, каким считают тебя все члены секты! Теперь, к сожалению, слишком поздно, — у меня спала пелена с глаз и я вижу тебя насквозь! Правда, я не выдам тебя, но и не хочу больше иметь с тобой ничего общего!
