Не прекращая обстреливать противника со всех сторон, я начал создавать новое плетение. Пришлось использовать все скопившиеся у меня знания и навыки, собрать обе стихии, но, когда враг бросился в контратаку, пытаясь определить мое положение, я уже подготовился и встретил его градом снарядов, настоящим из которых был только один.
Многослойный щит из лиан вырос на пути болтов, но главный из них даже не встретил сопротивления. Идеальный шар пробил щит, потеряв только треть массы, врезался в грудь противника и проделав дырку в почти сорока сантиметрах древесной кирасы застрял между ребер эмира.
— Эй, я вернул тебе ножик, ты рад? — крикнул я, сместив место звука в одну из иллюзий, и ожидая что по ней тут же ударят лианы. Все же я бил не в сердце, а в левую сторону груди, так что кроме легкого у него ничего повредиться не должно. Вот только ответа не последовало. Ядовитый туман начал быстро спадать, и я увидел валяющегося на песке Мустафу, с зеленой пеной у рта.
— Врача! Скорее! — закричала Филипа, спрыгивая с трибуны на арену. — Он его убил!
— Это вряд ли. — холодно заметил Морозов, но со своего места поднялся. По лицу инквизитора я понял, что дело может быть плохо. Морозов быстро пересек арену, достал из внутреннего кармана платок и через ткань, двумя пальцами, вынул кинжал. Будто боялся отравиться. Замотав оружие, он убрал его в пиджак и сдернул с эмира рубаху.
— Сделайте что-нибудь! — яростно крикнула испанская принцесса, но Морозов осадил ее одним взглядом, а затем поднес свой исцеляющий медальон к ране на груди тяжело дышащего Мустафы. Прошло несколько секунд, пока лечение подействовало, эмира повернули на бок и заставили выплюнуть сгусток зеленой слюны.
— Он отравил сам себя, в попытке контролировать силы, которые ему еще не подчинялись. — ледяным тоном произнес Морозов, поднимаясь. — И он за это полностью расплатился. Источник выжжен, он не сможет пользоваться стихией на протяжении нескольких месяцев, а возможно не сможет никогда.
— Что? — ошарашенно проговорила Филипа отпрянув. — Что вы такое говорите?
— Он использовал против Лансера запрещённый клинок, смазанный ядом, разрушающим связь тела с божественной энергией. Пока они находятся в диссонансе, ни о каком использовании стихии речи быть не может. — холодно добил Морозов. — Барон фон Шелиген, вы действовали осознанно, ударив эмира Мустафу бин Таймужина его кинжалом?
— Я понятия не имел, что кинжал отравлен. — честно признался я. — Но, если бы знал заранее, вернул бы ему ножик в сердце, а не в грудь. Мало того что он пытался меня отравить, так еще и лишить сил. За такую подлость может быть только одно наказание — смерть.
