Крестьяне и ямщики на постоялых дворах нисколько не стеснялись моим присутствием, так как я в их глазах не был «барином», а был лишь «старшим» в военной команде, сопровождавшей казенный транспорт; наконец и мои очень юные годы заставляли крестьян смотреть на меня лишь как на офицера, не более. Редко-редко когда, бывало, спросит меня кто-нибудь из проезжающих извозчиков:
– А ты из каких будешь, ваше благородие? Из господ аль из кантонистов?..
Я тогда по своей юности даже и не подозревал, какая великая сокровищница народного богатства раскрывалась предо мною в виде слышанных на каждой остановке, на каждом ночлеге на постоялом дворе рассказов, легенд, преданий, кротких жалоб. Кое-что только, да и то случайно, второпях записывалось мною и сохранялось в памяти. Главную роль во всех этих рассказах играли ужасы крепостного права, так как в проезжаемых нами губерниях большинство крестьян были помещичьи. Меня это путешествие вообще так сильно очаровало и раскрыло предо мною такой чудный и дотоле неведомый мне мир, что я год спустя, когда уже наш батальон перешел из Чембара Пензенской губернии в Кузнецк – Саратовской, то есть дальше от Калуги за 300 верст, и предстояло вновь командировать офицера за приемкою огнестрельных снарядов, сам уже напросился в эту командировку еще раз и получил ее.
Чтобы ознакомить читателя хотя немножко с теми бытовыми картинами и рассказами, которые тогда мне довелось видеть и слышать, я позволю себе привести здесь один небольшой рассказ извозчика, слышанный мною в одной из глухих деревень под Ряжском, где нас захватила метель, и нам довелось простоять более суток.
Пусть читатель представит себе обыкновенный постоялый двор, то есть большое и длинное, фасадом на проезжую улицу, деревянное строение, разделенное на три части. Одну часть занимает большая изба для проезжих извозчиков, тут же живет и сам хозяин постоялого двора и его семья. Посередине строения имеются сени, куда входят и с улицы, и со двора. Третью часть постройки составляет чистая половина: там полы и лавки тщательно выскоблены и белы как воск, в переднем углу висит лампада и имеется множество образов в киотах и без них; по стенам наклеены лубочные картинки, изображающие или священные темы или батальные; у дверей в углу имеется хозяйская кровать с массою подушек и одеялом из разноцветных ситцевых лоскутиков. Тут же стоят хозяйские сундуки с их добром, то есть с одеждою. Но вся беда в том, что эта «половина» часто бывала холодная: она не топилась иногда из экономии, а иногда по той простой причине, что в ней не было печки, постоянно же она открыта для проезжих «господ» и купцов только летом, когда в ней и прохладнее, и нет мух и блох, а когда на дворе стоят большие морозы или вдруг наступает неожиданная метель, все проезжие без различия состояний и полов останавливаются охотнее «на черной», теплой половине и рады-рады, если им удастся разместиться без особенной тесноты.
