Сейчас здесь было тихо, темно и пусто. Абро постучал, и в ту же минуту дверь отворилась, словно за ней ждали его стука. Пьяное бормотание Абро означало, что он приглашает меня войти. В глаза мне бросилось недовольное, холодное, неженское лицо монахини со свечкой, больше похожее на восковую маску, чем на человеческий лик. Затем это лицо куда-то исчезло; скрипя затворилась дверь, и мы оказались в непроглядной тьме. Я понятия не имел, где мы находимся, Откуда-то сверху донесся голос Абро, он звал меня к себе. Я двинулся, чувствуя на ощупь, что подошел к узкому проходу, и ударился ногой о ступеньку. Куда делась монахиня? Как ни пьян был Абро, он ловко поднимался наверх. Согнувшись, я нащупывал ступеньки, медленно поднимаясь, стиснутый в этом мрачном лабиринте. У меня создалось ощущение, будто я находился под землей и сейчас пробирался к свету. Послышалось щелканье замка или запора. Видимо, мы подошли к келье Абро. Я остановился, дверь со скрипом отворилась. Абро бесшумно куда-то вошел, зажег свечу, и я увидел узкую келью, где едва умещались топчан, небольшой столик и табуретка. На стене — иконы, на столе — куски хлеба и огрызки колбасы, на полу — батарея пустых бутылок. В узком оконце — темнота, потолок низкий — невозможно разогнуться.
— Тархудж, дай тебе бог всего, садись, не бросай меня, переночуй тут, — дрожащим голосом просил Абро.
— Где я тут переночую?
— На этом топчане оба поместимся, никуда тебя не отпущу, Тархудж, боюсь я! — истерично, словно бездарный актеришка, причитал он; сейчас особенно бросалось в глаза, что у него не все дома. А тут еще в душу закралось неприятное подозрение, и я пристально посмотрел на Абро. А он перебирал пустые бутылки, сливая остатки в огромную жестяную кружку, которую затем преподнес мне, умоляюще глядя в глаза. И жалок, и омерзителен был он.
— Пей, прошу тебя, если уважаешь меня, выпей, прошу!
— Сначала ты выпей.
— Будь здоров, Тархудж! Нынче так устрою тебя… — торопливо бормотал он, — никуда не отпущу, на топчане оба уместимся… Живи многие лета со своими близкими!
Он не выпил, только пригубил вино и снова протянул мне грязную кружку, противно причмокивая мокрыми губами.
— Будь здоров, Абро, всего тебе наилучшего, — меня чуть не вырвало, едва я поднес кружку ко рту.
Абро вскочил и принялся упрашивать меня:
— Выпей до дна, умоляю, выпей!..
— Не хочу, ты же знаешь, я тороплюсь, домой пора.
Абро будто совсем рехнулся от моих слов, затрясся в каком-то странном нетерпении:
