Над цепочкой вспыхнула сфера.
— Все в порядке? — встревоженно спросила Тесса.
— Нет, — подросток смахнул со лба мокрую от пота прядь. — Зайди, пожалуйста.
***
Когда дверь открылась, гостья увидела донельзя странную картину. Иван стоял в прихожей как Колчак перед расстрелом, а осанке и каменному лицу землянина позавидовал бы и старший капитан меланхов. На левом плече подростка висела набитая брезентовая сумка, на правом — мать: рыдающая, причитающая и из последних сил тянущая сына подальше от порога.
— Я потерял блокнот, — без единой запинки произнес человек, глядя инопланетянке прямо в глаза. — И готов понести наказание.
— Сыночек, что ты такое городишь? — как молитву бормотала Людмила. — Пойдем, не стой столбом. Я кашки приготовила — твоей любимой, с тушеночкой. Покушаешь — и спатки. А перед сном я тебе сказку прочитаю. Про доброго, но глупого мальчика и злую заморскую ведьму.
Марк издал звук, отдаленно напоминающий присвист, и отвернулся. Тесса же с минуту смотрела то на подростка, то на бьющуюся в истерике женщину, и, наконец, произнесла:
— Бэй'рон прав — людям нельзя доверять. Прощай.
***
Сумка парнишке все же пригодилась — вскоре после отлета челнока он вышел из дома с твердым намерением никогда не возвращаться. Самый близкий (ну, так принято считать во всех земных культурах) человек предал его ради собственной выгоды. И повезло еще, что их обоих не пленили, не отдали под трибунал, а то и вовсе не казнили на месте. Хотя суду мать наверняка бы обрадовалась — просидеть несколько десятилетий (а то и всю жизнь) в одной камере с ненаглядным сыночкой — это, похоже, и есть предел всех ее мечтаний.
Но Тесса ушла и это означало лишь одно — подругу лишат статуса кадета и навсегда запрут на корабле. Больше никаких свиданий, полетов, поцелуев в невесомости… да и о простом общении через сферу можно забыть, ведь Иван — тот же подлый предатель, отобравший у инопланетянки самое дорогое — Землю. И пусть он взял чужую вину на себя, собственных ошибок и недальновидности это ни капельки не умаляет — не первый день провел с матерью и прекрасно знал, что блокнот стоило спрятать как Кощееву смерть, а не оставлять наедине с женщиной, слыхом не слыхивавшей о личном пространстве и без зазрения совести проверяющей чужие вещи.
Ах да, в ее понимании никакого разделения на свое и чужое нет в принципе. Ведь если ребенок — просто собственность вроде игрушки или домашнего животного — без собственного мнения и взглядов на жизнь, — то и с ним самим, и с его вещами можно делать что захочется. Мы же не спрашиваем у кошки разрешения почистить лоток или сменить воду в миске? Вот и тут то же самое. Я выносила, я выходила — значит, мое — и точка.
