— Мам… — подросток отшатнулся и обхватил голову руками, слезящимися глазами таращась на сияющую жаром россыпь. — Что ты наделала?..
— Все хорошо, Ванечка, — заискивающим голосом пропела Людмила и погладила сына по плечу. — Теперь нас оставят в покое. Никто нам больше не помешает. Будем жить как прежде — ты да я.
Иван облокотился на тонкий подоконник и закрыл побледневшее лицо ладонями. Мать попыталась провести ладонью по волосам, но парнишку одолел такой ступор, что он не мог ни сопротивляться, ни хотя бы объяснить, к чему приведет благородный материнский порыв.
— Все, все, все, — не то ворковала, не то кудахтала женщина, стряхивая с джинсовой куртки несуществующие пылинки. — Не волнуйся, не переживай. Все у нас будет хорошо. А девку еще успеешь найти — годы молодые, куда торопиться? Хорошую, пригожую, русую или темноволосую, а главное — земляночку. Поедем в деревню, найдем тебе невесту — добрую да красивую, чуткую да заботливую. Пышную, здоровую, высокую и сильную. Зачем тебе эта замухрышка белобрысая? На кой тебе чудище с другой планеты? Неужто у нас девки перевелись? Не перевелись, все у нас с девками хорошо… Но сперва закончишь школу. Потом — институт. Образование сейчас важнее всего. Инженер, строитель, электрик — работяги всегда пригодятся. Вырастешь, на ноги встанешь, мать похоронишь — тогда и женишься, куда торопиться?
Больше всего на свете Ивану захотелось высунуться в окно по пояс и заорать не своим голосом на весь двор. Сорвав голос — свернуться калачиком в углу и реветь, покуда не иссякнут силы, затем уснуть и никогда не просыпаться, лишь бы навсегда разорвать петлю безумия и боли. Но есть мечты, а есть реальность, и вместо истерики подросток глубоко вдохнул, вытер слезы и пошел собираться. Вытряхнул из сумки тетради и учебники — вряд ли они пригодятся в инопланетной тюрьме, вместо них положил сменное белье, носки, зубную щетку, мыло, полотенце… В конце отфутболил набитый точно мяч брезентовый мешок в угол, сел на край кровати и вцепился в всклокоченные локоны.
Мать опустилась рядом и приобняла за плечо.
— Ну чего ты, родненький? Первая любовь быстро приходит и быстро забывается. И повесть новую еще напишешь — в сто раз лучше старой. Главное — мы вместе. Никто нас не разлучит.
— Ошибаешься, — хмыкнул сын, ощутив знакомый проникающий до костей гул и необычайную легкость в теле. — Как же ты ошибаешься…. Хотя о чем я вообще? Скорей стена заговорит, чем ты услышишь кого-то, кроме себя.
