В нерешительности Иван замер посреди дороги, и каждый скрип качелей, каждый посвист ветра в раскуроченных автомобилях, каждый шелест диких трав в палисадниках разрядами тока били по коленям и неистово сигналили затуманенному страхом разуму: беги, убирайся прочь, спасайся, пока можешь!.. Ну правда — кто и зачем сотворил эти зловещие гирлянды? Дети баловались? А может в доме завелись сектанты или иные опасные психопаты, только и ждущие повода утолить агрессию не мертвым пластиком, а живой плотью?
И пока беглец размышлял о таинственной судьбе развешанных на сучьях фигур, из-за куста сирени с гиканьем и воем выпрыгнула троица чумазых оборванных малолеток с копьями. Ни разу, к слову, не игрушечными — на увесистых черенках от лопат поблескивали наточенные клинки кухонных ножей, надежно закрепленные в пропилах болтами и гайками. Удар такой штуковиной — хоть колющий, хоть рубящий — не оставил бы подростку ни шанса на выживание, особенно в нынешних условиях, когда за врачами надо бегать на своих двоих.
— Стоять! — грозно пискнул самый старший из юных чингачгуков — перемазанный сажей мальчуган лет десяти.
Несмотря на тонкий голосок, не по возрасту серьезное лицо и злобный взгляд отмели малейшее желание спорить и сопротивляться. Иван сглотнул и поднял руки, чувствуя на спине и висках липкий пот, а в затылке — покалывание ледяных иголок.
— Ты кто? — спросила девочка вдвое младше главаря, и тяжеленное древко в тонких ручонках ни разу не дрогнуло.
— Понятно кто, — буркнул третий налетчик — конопатый и с ежиком рыжих волос. — Инопланетный шпион!
— Ребят, — собравшись с духом, пробормотал Иван. — Я в ваши игры не играю. Я к Надежде Петровне из третьего подъезда. Знаете такую?
— Знаем, — раздался сзади низкий хриплый голос.
Обернувшись, подросток заметил вдали парня лет шестнадцати в камуфляжной фуражке, из-под которой свисал хвост светлых волос. Незнакомец носил джинсовый комбинезон, черную футболку и дутую куртку в лесной "цифре" и каждой клеточкой, каждой молекулой являл полную противоположность чужаку. Высокий, жилистый, с широким слегка опушенным подбородком и пронзительно-голубыми глазами. Решительный взгляд из-под навеса хмурых бровей, презрительно искривленные тонкие губы, ползающие на широких скулах желваки. При ходьбе он держал руки в карманах и раздвигал полы так, чтобы во всей красе показать покачивающуюся на поясе полицейскую дубинку.
Прищурившись, Иван с трудом узнал в долговязом парне сына маминой подруги, с которым играл в те далекие редкие дни, когда Людмила брала его с собой в гости.
