Я ухнул метров на пять в ледяную глубину, хотя от падения с такой высоты меня должно было расплющить, точно о бетон.
Но я не только выжил, но и спокойно всплыл, работая руками и ногами. Невероятное ощущение — ради него можно вытерпеть любые лишения.
До берега оставалось метров сто. Я бы справился и сам, как вдруг позади раздался лязг, грохот и невообразимое шипение, словно великан-кузнец опустил в бадью исполинский раскаленный добела меч.
На самом деле то упал дирижабль, и поднятая им волна подхватила и донесла до самой пристани, где столпились зеваки все в тех же старомодных костюмах и платьях.
— Он жив! — закричал кто-то. — Смотрите, он жив!
Меня обступили люди. Едва почувствовав твердую землю, я отключился от перенапряжения — и телесного, и душевного, и какого-то еще — неведомого, странного, ранее не ощущаемого.
Не знаю точно, что это за мистическое волнение, но уверен в одном — оно неразрывно связано с тем самым пузырем, что уберег от неминуемой гибели. Главное — я в безопасности. А теперь можно отдохнуть.
* * *
— Братишка! Братик! — разбудил меня встревоженный женский голосок. — Ты живой?
Разлепив веки, обнаружил себя на кровати в богато обставленной просторной комнате.
У изголовья на коленях стояла прелестная рыжеволосая девушка лет восемнадцати в красивом красном платье.
Наверное, такие одежды носила Айседора Дункан на свиданиях с Есениным. Интересно, какой сейчас год?
Как профессиональный писатель я, конечно же, знал о попаданцах.
И даже почитывал кое-что из-под пера коллег по опасному ремеслу — отставных и действующих силовиков.
Поэтому не стал включать дурачка и удивляться происходящему с раззявленным ртом.
В конце концов, мне почти сорок, в прошломразведчик, и моя первоочередная задача — собрать побольше информации и не раскрыться раньше времени.
Ведь по большому счету, это очередная операция по внедрению, только вместо маскировки я буквально переоделся в чужое тело.
А если вдруг начну тупить и путаться в показаниях — всегда можно сослаться на амнезию.
Все же странно требовать ясного рассудка от человека, выжившего после взрыва дирижабля.
— Конечно же он жив, Афина, — сказала горничная в строгом черном платье, белом переднике и чепце на скрученной в бублик русой косе.
Несмотря на средний возраст, выглядела эта мадам весьма горячо, а в голубых глазах таилась исконно женская мудрость. В общем, женился бы без раздумий.
— Братик, скажи что-нибудь! — рыжая красотка размазала слезы по щекам.
