В небольшой двухместной каюте, которую Тим Стефанидес выделил временным союзникам под личное пространство, было тесно, а ещё – шумно. Кто знает, как уж там сложится дальше, а потому четверо из пяти присутствующих отдыхали по полной программе. Программа, правда, была не слишком обширной – о спиртном, к примеру, речи не шло, да и не могло идти по определению. Но давно сработавшейся команде оно и не требовалось, и веселье било фонтаном.
Только в санитарном блоке, который занял связист, было тихо. Тихо – до поры до времени. Сидящий у развернутого дисплея Махров вытаращил глаза, восторженно присвистнул и бросил, не поворачивая головы:
– Глебыч! А ну-ка, подь сюда! Тебе понравится!
Разумеется, подошёл не только Озеров: за спиной связиста немедленно столпились все четверо. Надо же было посмотреть, что заставило обычно невозмутимого и, кстати, весьма бережливого[1] Махрова нарушить свои же собственные правила? Вернее, столпились двое – остальным пришлось довольствоваться вытянутыми шеями. Недоумевая, как счастливчики, сориентировавшиеся первыми, умудрились протиснуться в крохотный закуток.
– Ты ж моя умница! – почти растроганно пробормотала Татьяна Кривич, галантно пропущенная вперёд по причине невеликого роста.
Злые языки – а такие находятся везде и всегда – поговаривали, что эта приятная во всех отношениях дама ценит не только женский ум, но и женскую красоту. Однако языкам приходилось быть предельно осторожными. Если, разумеется, их владельцы и дальше хотели пользоваться ими. Трудно пользоваться вырванным языком, не так ли?
В команде майора Солдатова принято было считать, что сами они друг о друге могут думать и говорить всё, что угодно. Но что позволено кесарю – не позволено слесарю. И потому посторонних болтунов не жаловали. Да так, что те предпочитали держаться на расстоянии, почтительном по любым меркам.
– Да уж, – вздохнул Озеров, после нарочитого воя запуская пятерню в непослушную шевелюру. – Стиль есть стиль. Если он есть. Но тут стиля явно выше крыши. Умная, стерва.
– Кто именно? – донеслось от дверей.
– Твоя рыжая подруга, шеф! – отозвался Махров, всё так же не поворачивая головы. – Она сняла одежду…
– Я заметил, – пробормотал Солдатов, приближаясь и из-за раздавшихся подчинённых глядя на дисплей. На дисплее в замедленном темпе двигалось изображение, которое получается, когда кто-то – в данном случае Лана Дитц – прокручивает вокруг себя саронг с налепленной на него камерой. Тело, которое прекратил скрывать снятый саронг, с точки зрения любого нормального мужчины вполне заслуживало того, чтобы на него посмотреть. А еще лучше…
