На экране-подвиг | страница 2

«Если бы у меня спросили, кто из советских актеров мог бы во всех отношениях — как в жизни, так и на сцене — служить примером для подражания, я, не задумываясь, ответил бы: «Щукин!» Щукин никогда не полагался на свой талант и на свое обаяние.

В основе его творчества всегда был огромный, предельно добросовестный, напряженный труд. Я не помню ни одной репетиции, на которую Щукин пришел бы неподготовленным, творчески инертным.

Когда дело почему-либо не шло, он мог от отчаяния дойти до слез, но ни на минуту он не прекращал поисков… Трудолюбие и трудоспособность Щукина казались неистощимыми, и в этом, мне думается, в значительной степени заключается секрет его успехов…

К каждому рядовому спектаклю он относился, как к премьере, с той же добросовестностью, с той же затратой нервной энергии и физических сил, с тем же темпераментом, с той же любовью к своему делу. Даже болезнь не могла снизить уровень его требовательности к самому себе.

В общении с людьми Борис Васильевич был ласковым, сердечным, обходительным и умел своим вниманием, чуткостью, своей мягкой, обаятельной улыбкой покорять сердца тех, с кем ему приходилось общаться. И если человек не знал Щукина близко, он и не подозревал, каким жестким, суровым, а иногда даже и страшным в своем гневе бывал Щукин, когда сталкивался с чем-либо, что оскорбляло его как гражданина и художника. Щукин ненавидел и презирал отвратительные пережитки прошлого, еще, к сожалению, не изжитые в нашей актерской среде. Зазнайство, лень, гениальничанье, презрение к труду, отсутствие дисциплины, позерство и ложь, эгоизм, пьянство, распущенность в быту, мещанские интересы — все это вызывало со стороны Щукина резкий отпор…»

А теперь взгляни на эти снимки. В них Борис Васильевич в разных ролях: то улыбчивый, сытый кюре, то мужественный красный командир, то льстивый и хитроумный королевский придворный, то простоватый солдат.

Кюре. «Чудо святого Антония» М. Метерлинка, 1921 г.

Павел (товарищ Антон). «Барсуки» Л. Леонова, 1927 г.

«Я помню громовую негромкость его голоса. Человек говорит тише всех, а его слышнее всех…

У Щукина не было демонстрации каких-то отдельных качеств нового человека. Перед нами сразу был человек во весь его рост. Резкость изображения была такова, что Антон — Щукин как бы был ближе к нам, чем все остальные на сцене. Он как бы был все время по эту сторону рампы».

Полоний. «Гамлет» Шекспира, 1932 г.