Николай Яковлевич шел со своим шестилетним внуком Сережей. Свернул на Синяковскую, Прошли мимо пивзавода, похожего на обшарпанный средневековый замок с шестигранной башней и узкими окнами, мимо горы битого зеленого стекла. Сережино внимание привлекла старуха, которая, неуклюже переваливаясь, бежала за уткой. Вот поймала. Утка по инерции продолжала дрыгать свободной лапой, как бы удирая. Но толпа двигалась так определенно и настойчиво, что старуха, понятия не имея о происходящем, выпустила утку на произвол судьбы и пошла, куда и все.
Народ выливался на площадь. В темно-зеленом застывшем дыму деревьев ослепительно белели дома. Сквозь заборы были видны подсолнухи и розовые мальвы. Блестело солнце с резных крестов женского монастыря.
Мальчишки и публика, что попроще, висели на деревьях гроздьями, чтобы не платить рубль. Площадка для солидной публики была оцеплена солдатами арт-бригады. Недалеко от солидной публики стояло желтое сооружение с велосипедными колесами. Около сооружения ходил невысокого роста бодрый человек с рыжими волосами. Стоял ровный гул толпы.
— Чего это он не летит?
— Мы сделаем то же, что и он, — подождем.
— Чтобы водка была синей, ее настаивают на васильках…
— Уточкин рыжий? Который в гетрах? Это чтобы штаны не утянуло в мотор?
— А кому пойдет весь сбор, если случится катастрофа?
— Похоже на птичью клетку.
— Выходит, что клетка полетит вместе с птичкой?
—. Его величество соизволили пожелать Ефимову дальнейших успехов, а великий князь Александр Михайлович…
— Человечество ждало тысячелетия, подождем еще несколько минут, успокойтесь.
— В масло влейте ложку спирта, тогда пончики не будут так жирны.
— Немец Лилиенталь испытывал свои планеры лунными ночами, чтобы избежать насмешек, а тут, видите ли, рубль.
— Разбился?
— Конечно. За ним последовал британец Пильчер. Сантос-Дюмон еще не сел в аэроплан, а по нем уже некрологи заготовили во всех газетах. Такие дела.
— Не надавливайте мне на спину животом. И не дышите луком.
— Нет, это не Ефимов разбился во Франции, а его брат. Впрочем, тоже Ефимов. А этот-то пока еще жив.
— Все они сумасшедшие. Надо запретить.
— Наши внуки будут летать пассажирами, как на конке. Представляете?
— Кому ж это жить надоело?
Уточкин забрался на свое сиденье перед бензиновым баком и поставил ноги на педали, на руки натянул перчатки и взялся за рычаг. Толпа затихла.
— Жд-дите Ут-точкина с неба, — обернулся он к механику. Те, что поближе, зааплодировали. Всем стало весело оттого, что он просто человек и даже заикается. Через минуту все жители Нежина знали, что Уточкин заика.
