— Сверху и вблизи они еще красивее, они… — Сергей осекся.
— Что ты сказал?
— Нет, это я просто так.
— Так вот почему у тебя рубашки пахнут бензином и касторкой. Ты летал. Ты без моего разрешения летал!
— Нет, мамочка, я не летал.
— Ты врешь матери.
— Я хотел сказать, что я не летал, а меня возили. Летать я буду чуть попозже и обязательно прокачу тебя и покажу тебе облака сверху. Ты будешь в восторге. У тебя такая поэтическая душа.
Мария Николаевна молчала.
Сережа стоял на руках посреди комнаты, когда вошел Баланин.
— Надо с тобой поговорить, — сказал отчим. — Прими нормальное положение. Разговор серьезный и, быть может, для тебя не слишком приятный.
— Слушаю вас, — сказал Сергей и сел на диван. — Я примерно догадываюсь, о чем пойдет речь.
Баланин ходил по комнате взад-вперед.
— Я недавно встретил Темцуника. Он сказал, что ты стал хуже учиться и бегаешь с уроков. Как ты сам смотришь на собственные деяния?
— Я был не прав. Это был первый и последний раз, когда я сбежал с урока. У меня было игривое настроение.
— А тебе не кажется, что у тебя всегда игривое настроение?
— Нет, мне так не кажется.
— Хвалю тебя за то, что ты не сказал, что с тобой убежала половина класса.
— Спасибо.
— Это по-мужски, и я с тобой буду говорить как мужчина с мужчиной.
— Я нарочно отвечал только за себя, зная, что вам это понравится. Я знал, что Темцуник вам говорил не только обо мне.
— То, что ты психолог, тебе поможет в дальнейшем, если «дальнейшее» у тебя будет и ты не кончишь свою жизнь более-менее неожиданно, свалившись вместе с аэропланом.
— Далеко не все летчики падают.
— Да, каждый уверен в своей судьбе, но тем не менее просмотри журнал «Вестник воздушного флота», и ты увидишь в каждом номере по нескольку некрологов. По статистике в авиацию идут сейчас только две сотых процента.
— Две десятых. Я читал.
— Пусть две десятых — неважно.
— В авиации неприятности происходят только от разгильдяйства.
— Смею думать, что не только.
— Неужели вы тоже интересуетесь авиацией и имеете о ней суждение?
— Как ты знаешь, я учился в Киевском политехническом институте, к нам в девятьсот восьмом году приезжал Николай Егорович…
— Жуковский?! И вы его видели?
— Как тебя сейчас. Так он прочитал нам лекцию о воздухоплавании. Это произвело впечатление, и с подобными лекциями стал выступать наш профессор Делоне. После одной из лекций студенты внесли в складчину пятьдесят рублей на строительство планера, Делоне добавил от себя десять рублей. Сделали планер. На нем наш преподаватель Ганицкий, смею утверждать, не разгильдяй, в первом же полете переломал себе ноги. Это я говорю к тому, что в авиации колются не только разгильдяи и что всякие хождения на руках, «ласточки», «крокодилы», побеги с уроков, плохая учеба несерьезно. Кончай это. И если я тебе совсем безразличен, то подумай о матери.
