Адмирал Вселенной | страница 12



— Море, — повторил мальчик. — Мо-о-о!

— Что с тобой?

— Ничего.

— Мысли мужчины не должны отражаться на лице.

— Хорошо, мама.

ПРИБЛИЖАЕТСЯ УТРО



Поселились на Платоновском молу в двухэтажном доме. Из окон квартиры сквозь заросли сирени и олеандров было видно море. После шторма на траве около дома вырастали голубые кристаллики соли.

Маленькая семья Баланина была втянута в круговорот событий. Власть в городе постоянно менялась: Временное правительство, Советы рабочих депутатов, юнкера, гайдамаки, снова Советы, австро-немецкие войска, франко-греческий десант.

Мария Николаевна строго-настрого запретила Сереже выходить за территорию порта. И он мог видеть жизнь города только через дырки от пуль в заборе. Он опять жил за забором, как и в Нежине, и возненавидел все, что мешает взгляду. Поэтому он видел небо чаще, чем другие. Небо его всегда волновало. Небо — это свобода, оно не потерпит никаких заборов.

Сережа сердился за то, что его держали взаперти. Просто он не знал, что у взрослых выработалась привычка, идя по улице, искать глазами ближайшее укрытие на случай стрельбы.

А еще он видел свою мать. Красивая молодая женщина чинила обувь и перешивала старье, чтобы его можно было обменять на картошку или хлеб: деньги никакой цены не имели, они менялись вместе с властью.

Когда Сережа ложился спать, он видел свою мать а работой, а просыпаясь, видел ее в той же позе.

Однажды Сережа увидел, что мать завернула в газету штанцы, перешитые из старых брюк Баланина, брусок мыла и сказала:

— Поеду по хуторам попытаю счастья.

— Мама, возьми меня с собой. Я тебе буду помогать, — сказал Сережа без особой надежды: обычно мать находила предлог не брать его с собой. Но на этот раз неожиданно согласилась.

Только в тесном вагончике «кукушки» Сережа догадался, почему она взяла его с собой. Он пристроился у окна и, покручивая сверток в руках, читал:

«Сохраняйте порядок! Преследуйте воров, мародеров, бандитов и всех вообще, чем-либо нарушающих порядок и спокойствие мирных граждан… Особое положение Одессы отменяется. Строжайше запрещается продажа, пронос и провоз спиртных напитков… Всякая агитация против Советской власти, против отдельных национальностей, а также призыв к погрому будет караться смертью, а специальным караулам приказываю расстреливать погромщиков на месте. Вторжение кого бы то ни было в чужой двор или жилище без согласия на то хозяина карается смертью, как за бандитизм…»

«Вот почему и спокойно, — подумал Сережа, — даже выстрелов не слышно».