— «Члены Государственной думы князь Шаховский… князь Мансуров и протоиерей Филоненко закончили объезд армий фронта. Их самоотверженная работа по объединению солдат и офицеров… принесла незаменимую пользу в деле укрепления духа войск».
— Нужен мир!
— Без аннексий и контрибуций! Сейчас каждый хам выучил эти слова. Расписаться не умеет, а «аннексия»! Все большевики! Или скажите, как это «без аннексий», или не морочьте головы несбыточными мечтами. Это германский мир!
— Добро ты, дьявол, вздумал, и нам то любо — христа ради, нашего света, пострадать!
— «Третий день на экономической почве происходит забастовка типографских служащих. Газеты не выходят, кроме органа рабочей партии».
— Чего-то стреляют!
— Пущай стреляют. Господь милостив.
Все имеет конец, даже дорога до Одессы. От вокзала ехали по Пушкинской на извозчике. Солнце светило сквозь прохладную зелень белых акаций и платанов. Подпрыгивал коричневый круп лошади в такт цоканью копыт. По крупу скатывались вниз солнечные блики. Назад плыли дома с чугунными перилами балконов, лепными украшениями, колоннами и пилястрами. Ажурные ворота вели во дворы, выложенные белыми отполированными плитами. На перекрестках голубоватая брусчатка светилась, как солнце, разрезанное на квадратики.
Внимание Сережи привлекали отлитые из чугуна глуповато-свирепые львиные морды в коронах. Эти морды выглядывали из стены. Мальчик задумался, стараясь припомнить, где он их видел. Впрочем, нет, не видел, — это ложное воспоминание.
«Львы-львы», — подумал он и нахмурился. Ему показалось, что со львами что-то связано. Он медленно поворачивал голову, глядя на роскошный «львиный» особняк, и как будто старался запомнить его полукруглые балконы, громадные окна, грифонов, поддерживающих навес над входом. И видный сквозь чугунные ворота и темный тоннель арки залитый солнцем двор.
Деревья неожиданно расступились, и он увидел небо. Откинулся на спинку сиденья и стал глядеть на раздутые парусами облака с глубокой огненной пещерой. В головокружительной высоте летали стрижи. Казалось, что они катятся безо всяких усилий с незиди-мой горы, и свет сдавливает их тельца со всех сторон, Сергей поглядел вниз и не увидел, где кончается небо. Оно переходило в светло-голубую, размытую светом полосу, а земля обрывалась сразу за каменной балюстрадой. Город плавал в небе.
— Что это? — вырвалось у него.
— Море, — сказала Мария Николаевна.
— Море это, — подтвердил извозчик. — А это, значит, город будет. А это деревья.
