Лицо Лощинского на секунду окаменело, но он заставил себя улыбнуться.
— Дорогой пан Феликс, — снисходительно покачал он головой, — я очень уважаю вашу горячность, очень ценю вашу любознательность — ведь не каждый читает такие работы. Я очень уважаю как ученых-социалистов Карла Маркса и Фридриха Энгельса, чьи слова вы сейчас повторили. Возможно, они и правы в чем-то. Но ведь они же не поляки, они не знают нашей страны, их лозунг для нас неприемлем. Ни один настоящий поляк не может даже думать об объединении с русскими. Разве не так? — И он чуть-чуть насмешливо посмотрел на Феликса. — Вы хотите еще что-нибудь сказать, пан Феликс?
Легкий румянец выступил на щеках Дзержинского. Он встал, чуть откинул голову.
…Бестужев, который как друг мне протягивал руку.
Тот воин, которому жребий поэта дарован,
В сибирский рудник, обреченный на долгую муку,
С поляками вместе он сослан и к тачке прикован…
Это написал настоящий поляк, Адам Мицкевич, — сказал Феликс в наступившей тишине и вышел из комнаты.
С тех пор Феликс не видел Лощинского.
И вот эта встреча…
— С праздником, пан Феликс, — повторил Лощинский, все еще продолжая широко улыбаться.
Дзержинский снова поклонился, еще более сдержанно.
— Давно не виделись, пан Феликс. — Лощинский, будто не замечая этой сдержанности, дружески потрепал Феликса по плечу. — Дела? Или, может быть, любовь?
— Дела, — ответил Дзержинский, — занятия в гимназии отнимают много времени… К тому же я вынужден давать частные уроки.
— Знаю, — быстро кивнул Лощинский, и Феликсу показалось, что в его глазах сверкнул недобрый огонек. Но через мгновенье Лощинский, уже снова улыбаясь, взял Дзержинского под руку и, чуть наклонившись, сказал тихо: — Нам надо поговорить.
— Я тороплюсь, пан Лощинский. — Феликс сделал шаг в сторону, но адвокат только крепче стиснул его локоть.
— Ненадолго, — так же тихо сказал он, решительно увлекая Дзержинского за собой.
Они свернули в узкий малолюдный переулок. Мрачные каменные дома стиснули его с обеих сторон так, что солнечные лучи никогда не заглядывали сюда и на тротуарах не просыхали лужи. Стараясь не испачкать модные штиблеты, Лощинский быстро шел по переулку, все еще продолжая держать Феликса за локоть. Наконец они очутились на узком, почти безлюдном бульваре.
— Очень жаль, пан Феликс, — заговорил Лощинский, бросая на Дзержинского быстрые внимательные взгляды, — что у вас не находится времени заглянуть, как бывало, ко мне. Вы многое теряете, пан Дзержинский! — добавил он, как показалось Феликсу, почти с угрозой.
