– Брент помалкивает. – Талиа замялась, и Ройс смекнула, что она что-то скрывает. Месяцы самокопания помогли Талии обрести высокую чувствительность; недаром над ней бился безумно дорогой психотерапевт, недаром она тренировалась в откровенности в группах товарищей по недугу. Сейчас Талиа занималась поисками подлинного смысла жизни.
– Ничего от меня не скрывай, Талиа.
– Появились фотографии Брента и Кэролайн в шикарных ресторанах – например, «Поструа».
Только не там! Это был «их» ресторан. Она закрыла лицо ладонями. Раньше в глубине ее души теплилась надежда, что Брент любит ее по-прежнему и вот-вот придет ей на выручку. Но с каждой минутой она укреплялась в печальной мысли, с которой пока отказывалось согласиться сердце: Брент никогда не любил ее по-настоящему.
Ей в который раз показалось, что душа покидает измученное тело. Она не могла больше выносить множащиеся подтверждения измены. Если она не вырвется на волю в самое ближайшее время, Фаренхолты добьются своего: она будет полностью уничтожена.
– Я грешу на Кэролайн, – сказала Талиа. – Она хотела выйти за Брента, а для этого ей надо было избавиться от тебя.
Не обсуждать дело!
– Вал утверждает, что, взяв твой паспорт, положила ключ на место. Но разве ты не говорила, что Кэролайн была с Фаренхолтами в тот раз, когда они подвозили тебя и ты обмолвилась о ключе?
Разве она рассказывала Талии об этом мелком эпизоде? Сейчас Ройс было трудно это вспомнить, но сам эпизод крепко засел в памяти. Фаренхолты и Кэролайн знали о ключе под ящиком с землей. Для того чтобы его найти, не надо было быть Шерлоками Холмсами.
– Я была откровенна с полицией, – призналась Талиа с чрезмерной стыдливостью. – Но правда поможет тебе, верно?
Судья Кларенс Сидл посмотрел поверх своих половинных очков и в который раз проклял свою неудачу. Ночной суд – помойка системы! Впрочем, только что назначенный судья не должен был надеяться на другое; его уделом были наркоманы, проститутки, бесчисленные бездомные, специально совершавшие мелкие правонарушения, чтобы переночевать в теплой тюремной камере.
Кларенс вспоминал отца, сделавшего все возможное, чтобы вывести сына в судьи, прежде чем полностью рухнет его адвокатская карьера. «Судья – всего лишь адвокат со связями, – не уставал он твердить. – Судьи ничем не лучше тебя».
Сейчас Кларенс был готов в этом усомниться. Отцу не доводилось сидеть в ночном суде, забитом журналистами, слетевшимися на дармовое представление – непревзойденных в Сан-Франциско прокурора и адвоката: Абигайль Карнивали и Митчелла Дюрана. Юристы такой величины не явились бы в ночной суд, а пресса не нагрянула бы в таком количестве, если бы дело не было столь громким. Под черной мантией и белой рубашкой, которую жена выгладила недостаточно тщательно, Кларенс обливался потом. Ему очень не хотелось опростоволоситься, особенно уже на первом месяце судебной практики.
