– Спасибо, – пролепетала Ройс, пытаясь отдышаться.
– Меня зовут Элен Сайкс. – Женщина опустилась на койку рядом с Ройс. – Что привело тебя в наш зарешеченный «Хилтон»?
– Кража. Только я ничего не крала.
– Самый лучший адвокат – Митч Дюран. Если ты только сможешь оплатить его услуги.
Ройс мысленно ответила, что придется поискать кого-то еще под стать этому умельцу. К Митчу она не обратится ни за что на свете.
– Как ты попалась? – спросила Элен, откидываясь, чтобы не ударяться головой о койку второго яруса.
– Меня подставили. – Ройс понизила голос, зная, что вся камера навострила уши. Зачем другим знать о ее бедах? Никто из них не пришел ей на помощь. Зато Элен она выложила все, как на духу. Напоследок она сказала: – Разве я стала бы открывать у всех на глазах сумочку, если бы действительно украла эти сережки?
Когда часы над столиком охраны показали семь тридцать, надзирательница вызвала Элен.
– Наконец-то! У меня самый никчемный сутенер во всем Фриско. Продержать меня здесь столько времени!
Она ободряюще хлопнула Ройс по спине и пропала.
Куда подевался дядя Уолли? Она провела в тюрьме уже более десяти часов. Почему он не приходит? Возможно, он провел ночь у Шона, но ведь он всегда ходит к воскресной мессе. Потом он обязательно вернется домой и включит автоответчик.
К полудню, когда среди бесчисленной родни, навещавшей задержанных, так и не оказалось Уолли, чувство тревоги сменилось у Ройс настоящим ужасом, усугубленным тем, что она так и не сомкнула глаз, и растущим подозрением, что ей суждено провести за решеткой не один год.
Почему Брент не одумался, не понял, что она невиновна? Она вспомнила его рассерженный голос: «Как ты могла, Ройс?»
– Как я могла… – пробормотала она. – Как ты мог не прийти мне на выручку – вот в чем вопрос!
Выходит, «неугасимая любовь» Брента оказалась липой. Она была вынуждена признать очевидное: она предоставлена самой себе. Он уже не придет. Он никогда не любил ее – во всяком случае, той любовью, которая была нужна ей. Истинная любовь рождает доверие – безусловное доверие.
Если бы Брент любил ее по-настоящему, он бы поверил ей, догадался бы без всяких объяснений, что на ней нет вины.
– Мне нужно позвонить, – сказала Ройс надзирательнице, добившись, наконец, чтобы та обратила на нее внимание.
– Будешь шестьдесят седьмой, – ответила та и снова вернулась к просмотру видеозаписи мыльной оперы.
Минуло три часа, прежде чем прозвучал заветный номер. Она позвонила Уолли и, прижавшись затылком к густо исписанной стене, выслушала послание на дядином автоответчике. Воспользовавшись тем, что надзирательница не отрывалась от экрана, Ройс набрала еще один номер – Вал, но и там наткнулась на автоответчик. Она попыталась придать своему голосу уверенности, но в нем все равно прозвучала мольба:
