оно принимало, что психические процессы не могут быть в достаточной степени объяснены, пока их рассматривают независимо от функционирования организма как целого, а также взаимовлияния организма и окружающей среды, поскольку все они происходят в определенных ситуациях;
(в) оно предусматривало рассмотрение человеческого опыта и поведения с точки зрения функций, которые отдельные реакции организма выполняют в процессе приспособления к среде и контроля над ней.
«В психологии, – писал Дьюи, – эта концепция [организма. – Е. Ш.] ведет нас к признанию психической жизни органичным, целостным процессом, развивающимся в соответствии с законами любой жизни, а не театром, в котором выступает независимый, автономный интеллект, или местом, где могут встретиться, чтобы поговорить и разойтись, изолированные, атомизированные впечатления и идеи ‹…› Понятие среды является обязательным дополнением к понятию организма и после его введения уже невозможно рассматривать психическую жизнь как нечто обособленное, изолированное, развивающееся в вакууме»[161].
Хотя, как мы уже сказали, сам Дьюи не сразу занялся социологической стороной своей психологической позиции, Эллвуд уже в 1901 г. поставил следующий вопрос: «‹…› нельзя ли основные принципы такой функциональной психологии распространить с интерпретации жизни индивида на интерпретацию жизни общества?»[162] Позже его поставил также сам Дьюи, а со временем даже сконцентрировался именно на интерпретации социальной жизни, хотя она никогда не становилась для него автономной задачей, будучи подчинена поиску научных предпосылок реформы этики, воспитания или даже общества вообще. Социологические изыскания имели для него также вспомогательное значение при решении философских проблем, таких как, например, проблема значения, универсалий, языка и т. д.
Эта эволюция психологических интересов Дьюи не затронула концепцию взаимовлияния организма и среды, но как понятие организма, так и понятие среды подверглись характерным уточнениям, которые можно описать как их социологизацию.
Говоря о среде, Дьюи подчеркивал, что имеет в виду «природную и социальную» среду, а также обращал внимание на то, что природная среда не просто дана людям, а является в той или иной степени результатом их собственной деятельности, которая имеет непременно социальный характер[163]. С другой стороны, социализации подверглось также понятие человеческой природы, находящейся с окружающей средой в отношениях взаимовлияния. Для Дьюи это не была биологическая категория, хотя он оставался противником антропологий, противопоставляющих человека остальной природе. Он отказался от обремененного биологическими ассоциациями понятия инстинкта, заменив его более с этой точки зрения нейтральным понятием «импульса». Но импульсы он также считал малопригодными для объяснения механизмов человеческого поведения, в котором, как он парадоксально утверждает, «первично» то, что приобретено. Ребенок с момента рождения находится в социальной среде, а когда человек начинает самостоятельную жизнь, у него уже есть комплекс привычек, руководящих его поведением. Импульсы – лишь сырой материал, из которого формируются привычки, отправная точка развития «‹…› щупальца, высовывающиеся, чтобы собрать урожай с привычек»
