Наверно, обо всем сразу, потому что в следующее мгновение быстро подошел к книжному шкафу, широко распахнул застекленные дверцы и извлек нечто такое, от чего у мальчишек заблестели глаза.
Новенький, глянцевый, подпоясанный золотом красносиний мяч со звоном упал на пол и покатился, высоко подпрыгивая.
Ленин едва заметно улыбнулся:
— Тоже не футбольный, но все-таки. А одежонка у вас, прямо сказать, дрянь, еще хуже вчерашнего мячика…
Ребята переступили с ноги на ногу:
— Мяч мы подремонтировали.
— Вот это дело! У таких молодцов все будет! Ну, а теперь ступайте. Видели, сколько там еще народу ждет?
— Видели.
— То-то. И еще детдомовцы собирались прийти — может, те самые, которым подарки вы собираете.
Выкатилась ребячья стайка от Ильича, заглохли, затерялись где-то в длинных кремлевских коридорах частые шажки мальчишек.
В кабинет Ленина один за другим стали входить новые люди. Ленин разговаривал с ними, задавал вопросы, расспрашивал, а сам как бы ненароком искоса поглядывал в окно. Очень хотелось ему увидеть, как бегают ребята за своим веселым, первым в жизни настоящим мячом.
Увидев, глазам своим не поверил: над головами ребят метался черный, маленький, старый мяч. Новый лежал почему-то рядом, на тротуаре, и торжественно поблескивал под дождем и снегом тонким золотым пояском.
— Ничегошеньки не понимаю!..
— Берегут, Владимир Ильич, — тихо подал голос секретарь, — не каждый день получают такие подарки.
— Да что вы?! — не дал ему договорить Ильич. — Идите и отругайте их как следует! Скажите, что рассержусь. Сейчас же, слышите?
Секретарь без энтузиазма повиновался. Через несколько минут вернувшись, он робко приоткрыл дверь в кабинет:
— Как подсохнет, будут играть в новый. А к вам тут еще одна депутация — ребята из детского дома. Пустить?
— Да-да! Конечно!
Пока дети входили, Ленин еще раз подошел к запотевшему окну, за которым начало быстро смеркаться.
Во дворе уже никого не было. Только дождь вперемешку со снегом хлестал по оконному стеклу, по редким островкам булыжин.
Шел октябрь двадцать первого года.
Мы приехали в Горки с первым утренним поездом и за день осмотрели там все — и дом, и парк, и окрестности. В доме проникли в самые заповедные уголки, осторожно поднялись по скрипучей, почти вертикальной лесенке с перильцами для обеих рук — Ленин подымался по ней, когда начал поправляться после тяжелой болезни. Тихо постояли в маленькой комнате с окном, настежь распахнутым прямо в кипень весенней листвы, — тут встретил он свой смертный час. В парке обошли все дорожки, все тропочки, по которым когда-то ходил Ленин. Увидали леса и поля, в строгом молчании раскинувшиеся вокруг.
