В Березках звонит колокол | страница 10
Ильич поднялся со стула, глянул через стекло на потухающую зарю и вдруг спросил:
— А знаете, почему я пробыл там так долго? Ну, кто угадает?
Все молчали.
Ленин улыбнулся той доброй улыбкой, которую все так любили в семье:
— Солнца дожидался!
— Солнца?!
— Да, самого настоящего. Сказали, что ваза особенно красива при солнечном освещении, а день, как назло, выдался мрачный, серый; только под конец стало немного проясняться, и я увидел нечто совершенно непередаваемое! Слышите? Совершенно очаровательное! В будущее воскресенье вы убедитесь в том, что я ни капельки не преувеличил. Я сам вас свезу…
История не оставила нам никаких свидетельств о том, довелось ли Ленину показать вазу своим близким, но вмешаться в ее судьбу ему пришлось самым непосредственным образом.
О необыкновенной русской вазе скоро услышали кое-кто из высокопоставленных иностранцев. Богатые и спесивые собиратели всяческих редкостей жадно закружили над сокровищем. У одного заморского богача так разгорелись глаза, что он предложил за вазу такое, что дороже всяких денег, и настаивал на срочном ответе.
Об этом доложили Ленину. Так, мол, и так, Владимир Ильич, за вазу-то нашу дают цену неслыханную.
— Какую же именно?
— Страшно и говорить, Владимир Ильич.
— А все-таки?
— Пять новых, полностью исправных паровозов!
— Паровозов?!
— Паровозов.
— Пять штук? Вы не ошиблись?
— Ровным счетом.
— На полном ходу, говорите?
— На полном.
Ленин, волнуясь, заходил по комнате:
— Есть над чем призадуматься.
— В том-то и дело.
— Ну и каково же ваше мнение? Ваша цена какая?
— Мы решили первым делом вам доложить. Вам, Владимир Ильич, видней.
— Я один этого тоже решить не могу. Давайте вместе думать, взвесим все «за» и «против». Итак, вы хозяйственники — ваше слово первое.
— Россия разрушена, Владимир Ильич.
— Это, к сожалению, верно.
— Пять паровозов не шутка.
— Тоже правильно.
— Хорошая, стало быть, цена, красная.
— Превосходная!
— Вот и мы так рассудили, Владимир Ильич. Нищая Россия-то.
— А вот это уж, извините, полнейшая чепуха! Разоренная, разграбленная — верно, но не нищая, ни в коем случае не нищая! Запомните это раз и навсегда! Вы сами-то вазу видели?
— Видели.
— Так как же вы можете после этого Россию нищей называть? А? Стыдно мне за вас, товарищи, честное слово, стыдно!
Ленин, заложив руки за спину, еще раза два прошелся перед притихшими и смущенными хозяйственниками, помолчал и уже гораздо более миролюбиво спросил:
— Правильно я говорю или нет?
— Справедливо, Владимир Ильич…