с ней еще раз.
Колин тоже не забыл о том, что он ей говорил, потому что следующие его слова были такими же самодовольными, как и выражение его лица:
— Когда я снова овладею вами, это будет уже не на столе.
На нее нахлынула волна радости и надежды, которую тут же вытеснила волна сожаления, потому что ей не следовало позволять себе еще на что-то рассчитывать.
Она вообще-то очень сильно опозорилась. Она позволила ему — лорду Стрикленду! Que el cielo me ayude! — сделать с ней нечто весьма постыдное, пока девушка, за которой он ухаживал, играла на фортепьяно за несколько комнат отсюда. Но, несмотря на все это, Грасиэла все еще хотела его. Она хотела, чтобы он снова сделал с ней нечто подобное. И даже больше, чем только это. Она хотела, чтобы он сделал с ней все, что только может сделать в интимном смысле мужчина с женщиной.
Внезапно до нее дошло, что она, похоже, потеряла контроль над собой, и ее стал наполнять гнев. Гнев на себя саму. Гнев на него.
Его глаза уставились на нее с понимающим видом. Он, видимо, думал, что она у него в руках. Он, видимо, решил, что одержал победу.
Ее рука дернулась, и, прежде чем Грасиэла успела осознать, что делает, она дала ему пощечину.
Они оба на несколько секунд замерли. В комнате было слышно лишь их дыхание. Затем он прикоснулся пальцами к тому месту на щеке, куда она его ударила и где все еще оставался след от ее удара. Он посмотрел на нее абсолютно спокойным взглядом.
Ее грудь вздымалась. Она отнюдь не испытывала спокойствия. Ей захотелось еще раз его ударить — разумно это или нет, — и от такого желания ее снова охватило чувство стыда.
— Ну что, теперь стало легче? — спросил он.
Нет. Ей стало хуже. У нее вдруг возникло какое-то странное желание расплакаться. Она не знала, что это такое. Она не знала, кто она такая.
Грасиэла растерянно покачала головой:
— Больше такого не будет.
Это все, о чем она могла сейчас думать. Все, что она могла сказать.
От этих ее слов его глаза сузились.
— Насколько я понимаю, вы имеете в виду нас.
Она кивнула.
Он тихонько засмеялся, и этот глухой смех напугал ее. Она посмотрела на него настороженным взглядом.
— Вы очень наивны, Эла, если полагаете, что мы уже никогда не будем этого делать. Между нами здесь кое-что началось, и поворачивать назад уже поздно.
От его заявления ее начала охватывать паника. А если он прав? Ей вдруг нестерпимо захотелось доказать, что он ошибается. Не может быть, чтобы он не ошибался. Им необходимо сделать все так, как это было раньше. Она съежилась. Ну и ну… Может, сделать все таким, каким оно было раньше, уже не получится, но она точно знала, что они не могут продолжать в том же духе. Если кто-нибудь когда-нибудь узнает об этой их связи — а все тайное рано или поздно становится явным, — то это будет катастрофа.
