— А что тут особого?! — пожал плечами Иван, заживший своим зеленым, поперечным умишком. — Одному Гоше тяжело жить. Да, может, любовь у них, — ввернул и усмехнулся про себя: какая уж там любовь у Гоши Хуцана с теткой Варей ?!
— Любовь…— скривилась мать, как от мерзлой и кислой брусницы, но завершила тихомирно. — У обоих уж труха с заду сыпется… Ну да, Бог с ним, абы жили по-путнему, народ не смешили. Э-эх, верно говорила бабушка Маланья: всю жись переломали, дак теперичи, бара, кого удивляться…
После эдакой Варушиной выходки промеж давнишними товарками пробежала черная кошка, и однажды Иван, посиживая возле окошка, отворенного в черемуховый палисад, слышал, как мать и тетка Варя выясняли отношения.
— Ты чо же это, подруженька, наговариваш-то на меня, — упрекнула тетка Варя мать.
— А я, подружка, могу и в глаза тебе вылепить. Ладно, Хуцан — тому все море по колено. А тебе-то как не стыдно?! Уж внуки большие, а туда же, как молодая, нашла себе молодца для сугрева. Хошь бы покойных постыдилась, мужика своего Николу да сестреницу мою Груню. Царство им Небесное…
— Эх, Ксюша, Ксюша, я думала хошь ты-то поймешь…
— А тут и понимать нечего. Седина в бороду, бес в ребро.
— Какой бес?! Как ты могла такое удумать?!
— А чо думать прикажешь, ежли ты, подруженька, заневестилась на старости лет.
— Эх, Ксюша, Ксюша, да мне мужика-то и на дух не надо. Ишь, чо измыслила… Я и смолоду, считай, прожила без мужика — Никола весь контуженный, израненный, да и водочку попивал… А то не могла ты подумать, что жалко Гошу, — троих, считай, зараз похоронил, вся жись прахом пошла. Загинет ведь мужик в тоске да злобе…
— Так ему и надо, супостату. По грехам его…
— Такую-то заблудшую душу и пуще бы жалеть…
— Заблудшая душа?! Тьфу!.. Сатано…
— Злая ты, Ксюша, стала. Жалко мне тебя…
— Зато ты у нас шибко добрая. Иди, жалей своего Хуцана… жалелка. Может, еще и окрестишь. Тоже будет богомолец, навроде тебя…
И хоть разошлись соседки — Варуша, жалеючи и Гошу, и свою старинную подруженьку, а та с горьким непониманием — но зла друг на друга не держали, и вскоре примирились.
Да не зажился Гоша Хуцан с Варушей Сёмкиной. Новожени еще медовый месяц не отвели, — посмеивался Гошин сосед Хитрый Митрий со своей бабой Марусей-толстой, — как в селе шумно справляли юбилей Еравнинского «Райпотребсоюза». Из города среди прочих торговых шишек пригласили Лейбмана Исая Самуиловича, — тот одно время верховодил в потребительском союзе. После торжественного славословия, бесчисленных грамот, премий, после концерта в клубе и Петр Краснобаев пролез на сабантуй подле Самуилыча, — все же старинный друг и сват, коль сын Петра Алексей сошелся с Мариной, дочерью Исая Лейбмана. Позвали и Гошу Хуцана — лет двадцать заведовал райповскими складами, на харчах сидел.
