Брегир отстранился так резко, что Гленнвен пошатнулась, потеряв опору. Она распахнула непонимающие, разочарованные, испуганные глаза и, видя его смятение, всё поняла. Её пальцы метнулись к губам, поймав испуганный вскрик.
— Когда? — только и смогла выдавить она.
— Сегодня ночью, — ответил Брегир, не в силах посмотреть ей в глаза… и увидеть тот её взгляд, которым она должна была смотреть на него теперь.
— Почему? — в голосе отчётливо слышались слёзы, но Гленнвен не плакала.
— Я не знаю. Возможно, из-за пролитой накануне крови. Или нет. Гленнвен, я пришёл лишь для того, чтобы сказать, что ты свободна от данных мне обещаний. Мы никогда больше не увидимся. И… прости меня, — Брегир наконец посмотрел в глаза девушки, и вместо ожидаемого ужаса встретил в них негодование.
— Ты… ты оставляешь меня? — прошептала она севшим от нахлынувшего возмущения голосом. — Значит, так ты обо мне думаешь? Что я откажусь от тебя, от нас, из-за какого-то проклятия, глусун его дери?! Я пойду с тобой, Брегир! Я…
— Нет, — резко прервал её мужчина. — Я обращаюсь в монстра, Гленн! — рявкнул он и вышел из дома, чуть не сбив с петель дверь. Взлетев в седло, он резко пришпорил коня, и тот сорвался в галоп.
Если бы она испугалась, если бы сама отказалась от него! Но ему пришлось собственными руками сломать хребет своей мечте, сделать выбор, искромсавший его душу, но не позволивший подвергнуть опасности Гленнвен.
— Что я, медведей, что ли, не видела? — со злым упрямством пробормотала Гленнвен себе под нос, — в лесу росла, не в цесарских палатах!
Брегир летел через лес в каком-то страшном забытьи и остановился только тогда, когда измученный конь начал задыхаться. Стояла глубокая ночь. За эти сутки он преодолел почти всю страну от края до края, и теперь до границы оставалось рукой подать. Брегир без сил повалился в мягкий мох, с сухим треском ломая веточки брусники. Над его головой ветер гнал обрывки лиловых туч, цепляющих верхушки высоких ёлок. Меж их разодранных в клочья краёв то тут, то там мелькало равнодушное небо, высокое и тёмное. Эта жизнь закончилась, и не было сил начинать следующую. Может быть, не стоило покидать клетку? Может быть, отвар, сваренный травницей, был лучшим для него решением? Решением, принятым мудрым цесарем. Решением, которое навсегда избавило бы его от той обугленной пустоты в душе, что осталась на месте их с Гленнвен будущего.
Его разбудил уютный треск костра и запах: тёплый, домашний, вкусный. Солнце стояло уже высоко, над маленьким костерком закипала вода с плавающими в ней ароматными травами, а из лежащего рядом расшитого рушника выглядывали румяные бока пирожков.
