Она демонстрирует свои тонкие разноцветные, залакированные под радугу пальцы так, что сомнений не остаётся — подлезть ими можно куда угодно.
— Красивые ногти, — одобряет Ботинок, — Обожаю дизайнерский маникюр. Но всё же он не для Финляндии. Тут, в основном, чёрное носят, как в Союзе. Скромные все. Чтобы меньше к себе внимания привлекать.
Мопся опять морщится.
Ботинок хочет поддеть Мопсю, а обижаюсь почему-то я. После новости, что он-де обожает дизайнерский маникюр, а в Финляндии носят как в Советском Союзе, мои брови стреляют наверх, а глаза опускаются к подбородку.
Ведь Ботинок сто раз был в Финляндии и уж этот секрет знает точно. Чёрное — это не оттого финны скромные, а просто потому, что это их цвет. Но добавить пару незаметных капель цвета типа «вырвиглаз» на чёрное у них считается высшей категорией. По крайней мере, в Тууликаалио. И череп на чёрных ногтях тут будет обязательно вызывающе розовым. У некоторых он будет лиловый или, может быть голубой. Но у всех остальных — обязательно розовый.
Но Мопся одета и вправду не для Финляндии. Я даже сомневаюсь в том, что это и есть та самая петербуржская Мопся, затянутая во вечно мокрый и грязный халат грязно-рыжего цвета, вызывающий ассоциации с плохо отмытой морковкой.
Сейчас она смахивает на молодого Майлса Дэвиса — и холодный завив волос неестественного цвета и глянцево-сатиновая блузка, стоящая как нестираные носки, подчёркивая тем самым опавшие сиси и выражение некоторой благородной брезгливости на её не самом красивом на свете лице. Несмотря на утонченную заострённость её лица, всё равно она Мопся. Самый настоящий мопс. Мопс Дэвис. Мода — привет из восемьдесят пятого года. Обложка альбома You’re Under Arrest, который раньше всегда валялся у Ботинка в машине.
Ботинок же наоборот, благороден и прост во всём, вплоть до лысины. Я знаю эту русскую джазовую моду под американского гангстера, она привычна, потому что папа так ходит всегда — стальной плащ, песочные брюки, ботинки на подошве а-ля каучук. Только пистолета не хватает. Но всё равно Ботинок теперь не такой, как был раньше. Видимо, тоже не для Финляндии одет.
Надо, конечно, посмотреть на этот Хельсинки, прежде чем обсуждать нелепый родительский внешний вид. И если там все такие же унылые пижоны, то я просто развернусь и уйду. Пешком. До Тууликаалио.
— Рыба, — настаивает Мопся.
Ботинок чертыхается:
— Нет, моя дорогая. На обратном пути.
Тогда Мопся просится в туалет. А когда Ботинок выруливает на заправке, в туалет не идёт, а с многозначительным видом пересаживается ко мне на сидение. Потом машет рукой, чтобы Ботинок отправлялся дальше. Пожав плечами, отец выжимает сцепление. Он даже насвистывает, чтобы показать, что ему всё по плечу.
