Раздаётся нетерпеливый гул толпы. Он всё нарастает.
Пусть подождут. Пуговичный нос Белка дрожит. И он щекочет мне пальцы усами.
Теперь он снова Телониус Белк.
Наверняка я не имаю права отвлекать его от таких важных дел, — думаю, отряхивая с рук крошки. Ведь это не совсем мой белк. Как и любой артист он скорее общественный деятель. И приманивать этого деятеля калитками со шпинатом нехорошо. Прямо скажем, несолидно. Уж если приманивать, то чем нибудь посерьёзнее. Но на что же обычно ловят такую важную белку?
Вдруг — и тут я понимаю, что это действительно вдруг! — на эстраду въезжает Козёл на машине с российскими номерами. Причём не въезжает даже, а пересекает её пламенеющим обоюдоострым зигзагом. Белк еле успевает отскочить. Ощерился, задрожал и превратился в обычную белку, если не считать того, что размеры остались прежними — как я уже говорил, ростом Белк приблизительно с подростковый мопед на электротяге, поставленный на заднее колесо. А шапочка с утиным пером вместе с машиной унеслась. И возвращаться не собирается.
Я ругаюсь и угрожаю удаляющемуся автомобилю кулаком. Все тут же принимаются расходиться. По дороге из парка публика шумит и разочарованно взывает к возврату билетов.
Становится понятно, что они вовсе не слушать пришли, как играет Белк, а смотреть как его переезжает машина. И если бы не мой шпинат — уехал бы сейчас Белк на колесе вместе с шапочкой.
Я пинаю людям вслед куски грязи и мелкие камушки. Злюсь. Что-то кричу, стараясь не плакать. Все разошлись…
Сажусь, глажу испуганного белка, и думаю про себя — «Приснится же такое»
Очухиваюсь — действительно сплю.
— Доброе утро, фру Мопсен, — смеётся Ботинок.
Мопся держится одной рукой за поясницу, а второй балансирует, пытаясь не уронить стопку выглаженной одежды. Утюг в этом доме никуда не годится. Но она как-то справилась и распространяет вокруг себя запах пара. И ещё в её запахе есть оттенок пресного, только что выглаженного белья.
Проснувшийся ни свет ни заря Ботинок пытается приготовить яичницу. Но я встал раньше. Меня, уже давно сидящего на крутящемся стульчике, поджавшего под себя ноги и облокотившегося локтём о музыкальный инструмент, он так и не замечает. Не замечает Ботинок и того что я не почистил зубы. Не замечает что у меня в волосах кавардак.
Я уже в третий раз задумчиво наблюдаю, как отец счищает пригоревшие яйца в мусорный пакет. Ёрзаю на диване, качаю головой и глубокомысленно кхекаю.
А он всё равно не замечает!
