— Бать, — быстро и отрывисто проговариваю я — Тёмыч… Тёмыч звонит.
Да, я стесняюсь. Да, я ненавижу себя. Еще вчера я соревновался в хладнокровии и давал себе ночной зарок — домой первому не звонить. Решил держаться до последнего и выждать месяц. И вот снова проиграл. Опять напросился на нытьё по телефону, будто я маленький. «Тётя тётя кошка, выгляни в окошко». Нет, надо было пожёстче тон взять. Например, так: Здравствуйте, папа. Как вам живётся на маршала Жукова с новой подругой?
— А, привет, дядя Шарик! — хрипит из старой трубки Ботинок. И звук, вдобавок доносится на фоне музыки, какого-то шипящего старья с пластинки — прямо радиопередача «Для тех, кому за сто», а не звонок из Финляндии.
Голос Ботинка хриплый, динамик телефона тоже весьма хрипловат. И на заднем плане играет такое же хриплое танго. Эта музыка мне отвратительна, но я заслушиваюсь помимо собственной воли. Ведь я никогда раньше не слушал по телефону радиопередач с собственным отцом в главной роли.
— Я слушаю, — пытается докричаться до меня Ботинок. Ему тоже плохо слышно.
Тогда я сбивчиво пытаюсь объяснить проблему в двух словах
— Видишь ли,… батя… у Чарли было три коня. Конь Конкверор, Конь Чу Берри и Конь Къеркегор.
— Что? — говорит Ботинок сквозь бурю помех, — Ты что конями называешь? При чём здесь Къеркегор вообще? Ты про что, про саксофоны?
Называть саксофоны конями мне и самому не нравится. Это всё равно, что быть окрикнутым за спиной пьяным взрослым голосом — «Эй, командир!». Но ведь это вовсе не я их конями назвал. Это моя знакомая финская белка их так называет.
Что-то щёлкает, и голос Ботинка становится отчётливо громким:
— Я не могу сейчас с тобой говорить. Пожалуйста, извини.
Резкий Ботинок становится вдруг спокойным как море. Я уже почти всё сказал и готовлюсь повесить трубку.
Без проблем, Ботинок, в следующий раз.
Только вот, напрасно в трубке всё щёлкнуло и нормализовалось. Теперь я явственно различаю Мопсин голос. А голос у неё такой, как будто она опустила ноги в таз с тёплой водой, и Ботинок то ли оправдывается, то ли пытается на неё накричать. Тогда я решаю не вешать трубку, пока разговор не закончится.
— Тёмыч.. буль-буль….я тебя… буль буль буль…. Гррррр.
Это «буль-буль» заставляет меня вспомнить все гадости, которые он когда-либо делал.
Бешено шиплю ему в трубу напоследок. Но перед тем, как нажать на кнопку окончания связи, меня осеняет идея получше, чем просто шипеть. Я оповещаю отца голосом, полным тумана, — Кстати я тут недорогой телевизор приобрёл!
