Я знаю, на что Белк рассчитывает, подбираясь поближе ко мне — хочет покрутиться на стуле. Но я дам ему сесть на мой стул. У меня куча дел. Разберу эту хитрую аккордовую прогрессию, потом вобью туда всё, что знаю о заменах и буду тренировать туше, добиваясь зубодробительного эффекта. Пусть и дубово я играю, но всё равно своего добьюсь. Я невероятно настырный. Как котлета, пригоревшая к сковородке — одними уговорами меня не отскребёшь.
Но и Белк тоже не лыком шит. Не желая мирится с мыслью, что крутящийся стул ему не достанется, Белк принимается изображать из себя барина. Он протягивает истоптанные лапы вперед, морщится — зябко. Потягивается точно как человек — никаких звериных повадок. Потом заворачивается в хвост. И я не пойму — то ли белка дурью мается, то ли действительно так холодно уже.
— Декабрь, — наконец изрекает Белк.
Он делает небольшой глоток морошкового кофе. Потом откидывается на спинку стула так, как будто изрядно устал.
— Солнце, как луна, — продолжает рассуждать он. — И хоть наголо стригись, никто тебя не заметит.
Чувствуя себя не в силах с ним тягаться, незаметно выключаю Монка и играю уже просто так. Ни для себя, ни для Белка. Вообще ни для кого. В пустоту. И жду, когда Белк поставит в своих наблюдениях точку.
— Скверно.
Это звучит как выстрел в финале спектакля. Кажется, пора бы уже наградить Белка шквалом из аплодисментов. Нот вместо аплодисментов за окном каркают вороны.
А я, напыжившись из последних сил, продолжаю играть. Теперь уже что-то совсем полудохлое, почти чижик-пыжик…
— Ни одной трубы не дымит… — продолжает подводить итог Белк. Возможно, это следует понимать в переносном смысле. «Ни стульчика, ни аплодисментов». Вот что подразумевает Телониус Белк
Я небрежно перебираю нотные записи. Тогда белка делает попытку крутануть меня вместе со стульчиком. Я умоляюще останавливаю его взглядом. И Белк надолго отворачивается к окну. У него, как и у меня, выработалась привычка смотреть в него, как на экран телевизора.
— Знаешь в чём проблема, — спрашивает он у приземлившейся на окно вороны. Ворона делает вид, что прислушивается. Возможно, она даже знает, в чём проблема Телониуса Белка. Но его сценарий подразумевает, что за функцию звукового сопровождения в этом телевизоре отвечать буду я.
Еще немного и Белк победит — выдавит из меня вопрос, в чём, собственно говоря, проблема. И тогда пошло-поехало. Приходится хлопнуть книжкой пианино, так чтобы себя перезагрузить и начать заново разбирать Монка. Звучит долгий, длинный навороченый аккорд резонансом от всех остановившихся струн одновременно. Вроде и остановилась машина, а вроде и заиграла дальше. Я вслушиваюсь, пытаюсь распознать обертона. Так, постепенно успокаиваюсь. А успокоившись, украдкой показываю Белку язык, открываю инструмент и начинаю всё заново. Перезагрузка произошла.
