А может быть всё из-за того, что я занимаюсь прямо на глазах у Белка. За спиной слышно как тот посмеивается, взлаивая.
А может и не он. Может, это посмеивается раковина, перемалывающая последствия вымывания укромных мест Белковой шубы, которую он сам же туда и нашерстил. Сам же Телониус Белк, удобно устроившись на кухонном столе, облизывает блюдце от блинного торта. Но всё-таки прислушивается. И прищуривается. Так, словно вспоминает что-то. А может и нет — только кажется так, что вспоминает.
Остатки еды подходят к концу. Наступает время прогулки. Только что я это уточнил, посмотрев на часы в виде двух уродливых троллей, тянущих друг на друга подкову с делениями в виде секунд. Да, время подходит к концу. И если продолжать играть, то в шесть часов Кудряшка снова покажет всю свою ко мне нерасположенность по новому поводу.
Что-то подсказывало мне, что по дороге никто моего Белка не увидит. И ведь действительно так. Все прохожие по привычке раскланиваются со мной точно на балу, а на белку даже ни разу не посмотрели. Так что, скорее всего, я просто схожу с ума. Это хреновый расклад. Всё-таки неспроста я услышал тогда русскую речь на концертнике Эрика Долфи. Вслед за этим пришёл русскоговорящий белк. И неизвестно ещё, кто появится передо мной в ближайшей перспективе.
Буду, пожалуй, считать, что я просто переутомился слегка.
Ну, подумаешь, русская речь померещилась. А белк размером с небольшой мотоцикл и толстый как надувной кит? Телониус Белк, это же надо такое придумать!
Странно, — думаю я и тихонько трогаю его за шерсть на хвосте. Белк тут же прижимает уши. Через него вдруг проходит электрический ток. Касания этого тока, я правда, не ощутил, но кажется что-то почувствовал.
Хвост был холодный и мокрый. Вдобавок, он постоянно дёргался, точно садовый шланг, когда сквозь него проходит вода из-под крана. Интересно, достаточно ли этого, чтобы считать моего белка живым? Но ведь не мёртвым же мне его считать, не с того света?
А почему бы, в самом деле, и нет?
Тууликаалио — населённый пункт довольно-таки унылый. И, вдобавок, серый, точно грозовая туча, которая никогда не прольётся дождём. А главное — воздух здесь пустой и гулкий. В этом воздухе и живёшь как в пустой кастрюле, поставленной на огонь. Хоть и птицы поют над головой, но, пока на горизонте автобус не появится, или самолёт не пролетит, мерещится, что тебя заживо похоронили. Вот вы смеётесь, а мне, может, только того и надо было — чтобы заживо себя похоронить. Я так себе всё это и представлял. Причём задолго до того, как сюда переехал.
