Я наклоняюсь как можно ближе и киваю. Да, это саксофон. Пора бы уже контактные линзы себе заказать — вот о чём я сейчас думаю.
Убедившись, что я опознал саксофон, Лайне рисует рядом другой, не менее качественно исполненный саксофон, но несколько больших размеров. И шея у него уже оправданно теноровая.
Потом Лайне рисует могилу и впендюривает между двумя инструментами вопросительный знак. Ей что, интересно знать, что будет с моим навечно закопанным саксофоном?
«Закопал», — показываю я жестом. — «Навсегда» — делаю я напряжённую волну руками. «А что?» — выпячиваю подбородок и с интересом прищуриваюсь
Она сердится.
«Выкопай» — демонстрирует взмахами рук она, после чего кидает в угол воображаемую лопату.
«Не могу. Похоронил. Вечным сном», — зеваю я. Как бы показать знаками то, что это уже навечно?
Лайне выдирает второй лист и малюет на нём попеременно, то левой, то правой рукой.
Как это замечательно — обмениваться такими записками.
На второй бумажке фамилия, номер квартиры и телефон. Я не успеваю рассмотреть всё это в подробностях. Бумажка повисла у меня перед носом, сделала обманный манёвр и исчезла в кармане искусственной шубы.
Выкопаешь обратно свой саксофон — получишь такую бумажку. Именно так следует читать выражение на Лайнином лице. Но, после её дважды мной неправильно понятой пантомимы с фароотражательными человечками, я уже ни в чём не уверен. Ну, хорошо… пока так.
Не знаю, зачем мне нужна бумажка с телефоном. Ведь можно просто вычислить, где Шуба живёт, звоня на каждом этаже в дверь и спрашивая Лайне. Или просто взять, да у Кудряшки спросить. Но видимо так здесь не делается. В Тууликаалио предпочитают звонить, прежде чем наносить визит. Даже если живёшь на разных этажах одного дома.
Я надеюсь, что Лайне не имеет никакого отношения к охране окружающей среды и тому подобному. Но я ни в чём не уверен. Зачем ещё нужно добиваться того, чтобы я выкапывал из земли с таким трудом уработанный туда инструмент? Понятно, что по правилам так не делается. Охрана окружающей среды от таких вещей не будет в восторге. Ведь разлагаться саксофон будет, пожалуй, тысячелетия полтора. Поздновато я, конечно, об этом задумался.
Отчётливый удар по трости на новом мундштуке иногда просто меня ошарашивает. И не только меня. Посмотрите на Белка, — тот даже жевать перестал. Я бью по трости изо всех сил, а он стучит по ёлочке ворсистой лапой. Ударяю я, а отзывается он. Так врач выстукивает условный рефлекс молотком с кисточкой.
