На часах уже почти четыре утра.
До отъезда домой не хочется возвращаться.
Моё настроение падает.
Чтобы настроение поднялось, надо подумать о книжках, музыке или хороших людях.
Думаю ли я в этой связи об отце?
Нет.
Я думаю о том, купил ли он свою флешку на тысячу гигабайт. Потом встаю и, покачиваясь от съеденных гамбургеров, отправляюсь гулять дальше.
Оставшуюся дорогу до дома со мной никто не разговаривает. Ни Мопся, ни Ботинок. Они даже не смотрят в мою сторону — и так все шесть с половиной часов пути и полтора часа на сборы до дому.
Всё так, как мне и хотелось. Но уж очень это хитрое орудие — не разговаривать между собой. Приходится выбрасывать вперёд руку вместо того чтобы сказать нет и задумчиво рассматривать углы, боясь открыть рот, чтобы случайно не дать положительного ответа. Мне не нравится. Но что тут поделаешь, скандал.
Заявившись к отелю только перед отъездом домой, я поставил на себе крест. Я продолбал сразу всё. Ботинково хорошее ко мне отношение, например. Концерт лучшего в Эстонии пианиста продолбал и даже не увидел Мопсину попытку сплясать вокруг рождественской ёлки в ожидании того, что «этот мерзавец» (то есть я) когда нибудь попадётся ей в руки.
Ощущения теперь — как у лабораторного ежа. Или подопытного кролика. Но это не эксперименты, а наказание. Меня карают молчанием, непожиманием руки и отсутствием на кухонной столе трогательной, прощальной записки.
Дверь за родителями, наконец, закрывается. Мне очень обидно. Чешется нос и хочется плакать.
Но вдруг я чувствую, как за спиной моей появляется Телониус Белк. Я делаю ему приветственный знак, убегаю в туалет и от переизбытка эмоций напруживаю жёлтого до самого ободочка. Потом неаккуратно спускаю воду и вытираю нос. И одновременно слышу, как снова открывается прихожая дверь. Выглядываю в щёлочку. Это вернулась Мопся.
И Телониус Белк оказался напротив неё.
Наверное, с минуту, они смотрят друг на друга в упор, но когда дверь за Мопсей захлопывается, Белк тут как тут, прямо передо мной. В полном здравии и даже немного похорошевший.
— Ну и почему ты исчез? — спрашиваю буднично.
— А я исчез? Нет, вроде здесь был всё это время.
Я вспоминаю застрявший в зубах рыжий волос из ржаного бургера и понимаю, что это вовсе не обязательно были Мопсины волосы. Возможно, это был Телониус Белк.
— Как же так? — всё еще не понимаю я. Белк пожимает плечами. Я справляюсь с собой и невозмутимо помогаю Белку заварить морошковый кофе на кухне.
