Продавец кивает. Есть мундштук с большой пастью. Для альта у него есть всё. Он и сам на альте поигрывает после того как перестал оружием торговать. Влюблён в смертоносный металл и всё такое. А альт из саксофонов — самый смертоносный… Что уже подобрали себе достойный инструмент?
Наверное, Ботинку не очень хочется такое переводить — про смертоносное оружие и всё остальное. А может, боится, что придётся ещё один саксофон покупать. Что с ними потом мне делать — на балконе складировать?
Поэтому Ботинок делает кислую мину и говорит, что инструмент уже есть.
Продавец улыбается. Но всё-таки он слегка озабочен.
— Это большой номер, — переводит Ботинок. — Ты точно уверен что именно он тебе нужен? Ведь для альт-саксофона это настоящий слоновий калибр.
Я утвердительно киваю головой
Продавец что-то вполголоса добавил. Ботинок крякнул, но перевёл:
— Типа хорватской ручной пушки. Затвор на один патрон. Ты из него стрелять собрался, дядя Шарик?
— Да, — твёрдо говорю я.
Это саксофон и я собираюсь стрелять из него как из пушки. Хорватский он или ещё какой — мне не интересно.
— Средняя камера подойдёт? А, старик? — вполголоса продолжает переводить Ботинок.
Куда там! Самая большая! Самая пресамая!
Во мне просыпается непонятно откуда взявшаяся жадность. Но продавец всё-таки рекомендует брать мундштук со средней камерой. Я упираюсь, показываю на бумажку, которую написал Белк — ту самую, где только что загорелся знак «больше». Отчаяно жестикулируя, отец ведёт разговор с продавцом. И на бумажке вдруг отчётливо проступают буквы, складывающиеся в… дайте ка поближе посмотреть.. да, так я думал. На бумажке написано «Отвяжитесь».
Хорошо. Пусть будет самый большой номер и средняя камера.
Но пусть тогда будут и самые тяжёлые трости. Так, чтобы я почувствовал, что всё — караул.
Продавец сурово добавляет:
— Студент ямаха — ноу… — и быстро рисует саксофон, раздербаненный на четыре части.
И повторяет, на этот раз специально для меня. И чтобы вдруг без испорченного телефона — отца уже не переспрашивает. Как будто продаёт велосипед и боится, что попаду на нём в аварию. На современный саксофон такой мундштук не пойдёт.
Он открывает пошире рот, тянет букву «О», как недавно это делали финские девчонки на рождество, но тут же затыкает со всего размаху ладошкой. Как я тогда снежком. Он что видел? Я непонимающе верчу головой.
Тогда он берёт из под стола старый, ржавый и показывает на пластинку Паркера, где хорошо виден его саксофон.— вот такой надо. Показывает на пупочку у того и на пупочку у того. Оркестровый? Это я уже и так знаю. Короче, выбор мундштука — дело серьёзное.
