Хотя бы потому, видимо, что это очень отлично от всех привычных для них акцентов. (Например от испанского, который тут в южной Калифорнии превалирует).
Так вот в клубе меня стали узнавать даже те, которых я вроде и не знала. Появился и неровнодышащий Руди. Очаг неровного дыхания. Как же без него. Руди сорок два года, выглядит на десять лет моложе. Женат, лет с восемнадцати, что не очень характерно для американца. Я понимаю, что после такого количества совместно прожитых лет с женой можно наконец и задышать неровно, заслышав заморский экзотический акцент, и глядя в нахальные светло-зеленые русские глаза. У них тут в южной Калифорнии мой цвет глаз оказался очень необычным, так как преобладает коричневый цвет глаз. Руди стал подвозить меня домой, делая для этого немаленький крюк. На автобусах мне бы понадобилось около полутора часов на дорогу, а на машине двадцать-двадцать пять минут, быстро, мягко и с комфортом, практикуя разговорную речь. Трудно было отказаться от такого удобства. Когда он мне рассказал, как он рад встрече со мной и что он хочет работать непременно в тот же день, что и я (по правилам клуба мы должны волонтерить четыре часа в неделю), я, на всякий случай, стала носить юбки подлиннее и блузки поскромнее. Чтобы зря не раздражать Руди, усталого и замученного налаженной американской жизнью с одной американской женой, и от этого легко поддающегося всякого рода раздражениям. Раз в неделю мы работали четыре часа в офисе клуба, выполняя каждый свои обязанности. Потом он меня подвозил домой, каждый раз пытая: «Что ты собираешься делать в пятницу?» Ему очень хотелось поланчевать со мной. А мне только хотелось быстро добираться домой.
В наш день, среду, работала также Шер, женщина в ранних сороковых (дословно переводя с английского, о возрасте), то есть ей чуть больше сорока. Она высокая, немного угловато-неповоротливая и большая шутница. О том, что она одинока и ей это очень не нравится, она всегда всем рассказывает. И вот Руди как-то меня подвозит и говорит: «Ну почему бы нам с тобой не встретиться, не попартиться (это мною придуманный глагол от английского „парти“, вечеринка)». Я, как всегда, начинаю мяться и ныть, как мне не до этого, как я устала от поисков работы. Я не могу ему прямо сказать, что, мол, знаешь, мил-друг Руди, у меня есть муж и партиться мне с тобой ни к чему. Но я боюсь его вспугнуть, поэтому начинаю «вилять хвостом», придумывая всякий раз новые отговорки, увиливая от прямого отказа. Он говорит: «А вот Шер, например (мол, не в твою рожу), она очень хочет партиться». И я, наивно округлив глаза, говорю: «Ну так ты пригласи Шер, у нее и время, наверно, есть свободное». Меня начинает давить хохот, и я сдерживаюсь, что есть мочи, чтобы не захохотать. Это бы испортило весь мой имидж наивной дурочки. Я представляю себе их рядом – невысокого, крепко сбитого Руди и высокую угловатую Шер – итальянская пара хоть куда! Это очень смешно, ведь они совсем разные. Он мягкий и вкрадчивый, смугло-испанистого вида, она громогласная, белокожая, и вообще, как танк или бронепоезд, без компромиссов. Руди в сердцах восклицает: «Ну я ведь не хочу Шер, я хочу тебя пригласить!» Вот так в очередной раз увильнув от приглашения, я выхожу из машины недалеко от своего дома.
