». Ее взял на содержание лорд Чолмондли, заказавший выдающемуся английскому портретисту Томасу Гейнсборо два ее портрета. В 1782 году у Грейс был короткий роман с принцем Уэльским, результатом которого стало рождение дочери, одного из первых бастардов принца. Как бы в подтверждение счастливая мать окрестила ребенка именами, имевшими хождение в ганноверской династии: Джорджина Августа Фредерика. Поначалу принц вроде бы признал девочку. Однако когда малютку показали ему, он весьма удивился, поскольку кожа ребенка была довольно смуглой. На сей раз Джордж резонно усомнился в своем отцовстве:
– Дабы убедить меня, что сие есть моя дочь, надо сперва доказать, что черное суть белое, – и больше уже никогда не проявлял подобного легкомыслия в отношении предъявляемых ему младенцев.
Кандидатов на роль отца оказалось трое, но вырастил ее лорд Чолмондли. Тем не менее принц оказал Грейс огромную услугу. В 1784 году он представил куртизанку герцогу Орлеанскому, представителю младшей линии королевской династии Бурбонов и одному из самых богатых людей Франции. Тот был завзятым англоманом, в своем главном имении во Франции завел чисто британские порядки и полностью английский штат прислуги. Герцог также был не промах по части женщин, имея одновременно нескольких любовниц. Для соблюдения завершенности стиля он решил обзавестись и британской метрессой, а потому в 1784 году Грейс окончательно обосновалась во Франции. Герцог пожаловал ей дом в Париже и имение в Медоне, к югу от столицы. Куртизанка не терялась и одновременно вступила в связь с герцогом Фиц-Джеймсом, потомком побочного сына английского короля Иакова II, и принцем де Конде.
Ей выпало пережить все перипетии Великой французской революции, которые она описала в своем дневнике, изданном уже после ее смерти. Хотя принц Орлеанский выказывал чисто республиканские симпатии и приветствовал революцию, Грейс придерживалась монархических взглядов. Неудивительно, что она активно помогала преследуемым аристократам, переправляла их за границу, поддерживала тайную переписку контрреволюционеров в Париже с находившимися в изгнании в Кобленце и Бельгии членами королевской семьи, шпионила в пользу правительства Великобритании. Герцога Орлеанского, проголосовавшего за казнь Людовика ХVI, казнили на гильотине, а его любовнице пришлось пройти через заключение в нескольких тюрьмах, откуда она вышла лишь по окончании Террора.
В 1783 году принцу исполнился 21 год, он получил от парламента 60 тысяч фунтов на уплату долгов и годовой доход в 50 тысяч. Но такие весомые суммы для человека его вкусов были каплей в море. Он сделал своей резиденцией особняк Карлтон-хаус и поставил его содержание на такую широкую ногу, что на это не хватило бы и сокровищ Креза. Одни только конюшни поглощали 30 тысяч в год; все лакеи должны были быть непременно рослыми и статными, а грумы – крошечными, как обезьянки. Туалеты принца были безупречного покроя и исполнения, весь интерьер – самого изысканного вкуса. Теперь одной из его обязанностей стало появление в высшем свете, и оказалось, что там имеется достаточное количество дам, не только вполне достойных его внимания, но и жаждущих обратить на себя это внимание. Одной из первых любовниц принца, впоследствии поддерживавшей с ним дружбу до самой смерти, стала леди Элизабет Лэм, виконтесса Мельбурн (1751-1818).
