В ту зимнюю сессию я не сдавала зачеты и экзамены, а с натугой спихивала их. Появились тройки и хвосты. Хвосты я продолжала сдавать в феврале и марте. Игорь мне помогал. У меня были свои планы на будущее: работа в каком-нибудь женском журнале, если повезет. Можно было попробовать себя в журналистике. Я писала стихи и мечтала показать их одному поэту, возглавившему литературную студию у нас в Малаховке. Со всем этим было разом покончено на много лет. Я долго жила только ради Игоря.
Наш медовый месяц длился очень долго, почти год, включая те два месяца до свадьбы, которые мы прожили в Измайлове. Именно в эти дни Игорь неузнаваемо изменился. Такого Игоря мне уже больше не довелось видеть. Сам он как-то изрек, глядя на себя в зеркало:
— Я, кажется, здорово поглупел. Раньше замечал, как другие глупеют, влюбившись, но думал, меня это не коснется.
— Значит, тебе полезно поглупеть. Таким ты мне больше нравишься, — утешила я его. — Ты как будто смягчился душой, опростился.
Главное — он вдруг заговорил. Те слова, которые казались ему такими избитыми и затасканными, полились рекой. Очень долго я не слышала о том, как ему необходима. Только — «люблю, обожаю, схожу с ума». Каждый день я получала маленькие и большие подарки: кусочек душистого мыла, шарфик, колготки, цветы и другие мелочи. Может быть, сегодня эти подарки кому-то покажутся смешными и убогими. Тем, кто забыл, что в то время мыло и стиральный порошок выдавались по талонам и за всякой ерундой тут же выстраивались длинные очереди.
Что касается меня, то я была бы рада даже наперстку, преподнесенному мне Игорем, а от затасканных слов таяла и превращалась в воск. Что-то случилось и со мною в эти недели. Если Иноземцев поглупел, то мне это просто не грозило: тут мне терять было нечего.
Я совершенно утратила чувство реальности и пребывала в других измерениях. Нашу реальность я всегда не любила до отвращения и рада была из нее выпасть. Вероятно, окружающие замечали мое отсутствие. И то, что я не хожу, а парю над землей, едва касаясь ее ногами.
Когда я изредка появлялась на факультете, Гонерилья только посверкивала на меня злыми глазенками издалека, но подходить не решалась. Зато Лена Мезенцева и девчонки из нашей группы радостно махали мне издалека. Сачок, как мы называли курилку, был по обыкновению полон. Синий дым стелился по коридорам едким облаком.
— Старушка, от тебя исходит сияние! У тебя над головой нимб, а за плечами крылья из белоснежных перышек! — таков был общий глас.
