– Ах, это, оказывается, задница? – удивился Уиллис.
– Слушай… – начала она.
– Да слышу, слышу, – оборвал ее детектив. – Кто-то идет. Давай, целуй меня скорее.
Бёрк послушалась. Уиллис поглядывал одним глазом на скамейку. Мимо прошла гувернантка, катившая перед собой детскую коляску. Как только можно гулять с маленьким ребенком в такую погоду, когда кажется, что наступил новый ледниковый период! Уиллис продолжал целовать детектива второго разряда Эйлин Бёрк.
– Фафыца на пфла, – попыталась произнести Эйлин.
– М-м?
Эйлин отстранилась от Уиллиса и, переведя дыхание, повторила:
– Я сказала: кажется, она прошла.
– Это еще что? – неожиданно спросил Уиллис.
– Не пугайся, guapo[8], это всего-навсего мой пистолет, – ответила Эйлин и рассмеялась.
– Да на дорожке! Слушай!
Они прислушались.
К скамейке кто-то шел.
* * *
Одетый в гражданскую одежду и темные очки патрульный Ричард Дженеро сидел на четвертой скамейке, поглаживал по голове немецкую овчарку, кидал голубям хлебные крошки и мечтал о лете. Оттуда, где находился полицейский, он без труда разглядел молодого человека, который быстро подошел к третьей скамейке, взял жестяную коробку, кинул взгляд через плечо и направился прочь, но не к выходу из парка, а наоборот – в его глубь.
Сперва Дженеро даже не понял, что делать. Ему приказали принять участие в операции из-за нехватки личного состава: борьба с преступностью – дело трудное и опасное, особенно по субботам. Его задание было самым простым: сидеть на скамейке и наблюдать. Предполагалось, что больше от Дженеро ничего не потребуется, так как объект, забрав коробку, наверняка направится к выходу из парка, где его будут ждать Фолк с баранками и Хоуз в машине. Им и предстояло провести задержание. Однако, вопреки всем ожиданиям, подозреваемый двинулся в глубь парка в сторону скамейки, на которой сидел Ричард. Дженеро никогда особо не жаловал грубую силу. Ему очень хотелось оказаться дома в теплой постели и чтобы мама, распевая арии из итальянских опер, кормила его горячим минестроне[9].
Овчарка, сидевшая у его ног, была хорошо обучена. Прежде чем Дженеро заступил на всенощное бдение на четвертой скамейке, ему объяснили, как с помощью голоса и жестов подавать собаке команды. Однако Ричард боялся собак, особенно больших, и сама мысль о том, чтобы натравить ее на человека, внушала полицейскому ужас и трепет. А вдруг, если он рявкнет овчарке «Фас!», она прыгнет ему на горло и перегрызет яремную вену, вместо того чтобы броситься на молодого человека, который уже в метре от скамейки? Что, если Дженеро отдаст команду этой псине и она его растерзает на кусочки? Что тогда скажет его мама? «Родненький мой, я же тебе говорила, не работай ты в этой полиции!» Да, так она и скажет.
