Как бы судьи тут ни рассудили,
Бог по-своему всегда рассудит.
Это напечатано за пять с половиной лет до убийства Кирова и начала так называемого Большого террора, за два с половиной года до первого ареста Хармса и Введенского и через год после такого «Шахтинского дела». (Если кто не знает, там обвиняли целую толпу инженеров и прочих интеллигентов в контрреволюции, вредительстве, саботаже, шпионаже, заговоре и в чём-то ещё, всего не упомнить.) Так вот, в «Шахтинском деле» в качестве улик фигурировали плащ и шляпа. Якобы одному инженеру-вредителю прислали из Германии плащ, а до этого какой-то немец привёз родственникам этого вредителя шляпу. Просто плащ-макинтош и шляпу с полями. Тогда в стране, обозначенной вышеуказанными литерами, было не купить хорошей одежды. А на некоторых предприятиях работали специалисты из Германии, вот они и привозили советским коллегам разные подержанные предметы гардероба в виде посылок от родных и близких. Следствие ухватилось за эти посылки и сформулировало: «шляпа — сигнал к антисоветскому восстанию, и макинтош — тоже знак к чему-нибудь такому». Полная чепуха, но сработало. В итоге пять человек были расстреляны, а сорок с чем-то получили от года до десяти лет.
А за несколько месяцев до следствия по «Шахтинскому делу» Кузмин написал:
— Зелёный плащ? Какой? — Ты в нём приехал.
— То призрак, нет зелёного плаща…
И ещё:
Так долго шляпой ты махал,
Что всем ужасно надоел.
И даже:
На днях, надеюсь, дело будет в шляпе.
И напечатано всё это было в той самой книжке, в 1929 году, через год после оглашения приговора по «Шахтинскому делу». Тоже такое вот интересное совпадение. В шляпе.
Хармс и Введенский, конечно, знали вышеуказанные стихи из книги «Форель разбивает лёд». И вот они сидят вокруг стола в проходной комнате в большой коммунальной квартире номер девять в доме семнадцать по Спасской улице. И слушая хозяина, они, наверно, думают, как этот странный старичок, похожий на насекомое богомола, умеет иногда попадать в точку. Да, прямо как снайпер в десятку. Или как пророк какой-то.
Может быть, они так думают. А может быть, думают что-то другое. А может быть, у них там вообще разговор идёт о том о сём, без всякого чтения крамольных стихов. Этого мы точно не знаем. А вот что мы знаем точно, что им, молодым людям, настаёт время уходить. Это время всегда рано или поздно настаёт. И вот они покидают коммуналку номер девять, церемонно прощаются с хозяином и выходят на Спасскую улицу, будущую Рылеева.
