Рассказы о землепроходцах | страница 48

Петр молчал, и Апраксин осторожно добавил:

— Беринг весьма опытный мореплаватель. С Белого моря в Балтику корабль водил. В Ост-Индию еще до русской службы вояж имел.

— В Ост-Индию? — Петр взял беринговский рапорт и быстро пробежал его глазами.

С Ост-Индией соединялось его государство теми бесконечными сибирскими землями, что как в сказке, без сражений, без крови были добыты отцом и прежними царями. Петр никогда не был в Сибири, и сейчас он, привыкший все видеть своими глазами, снова почувствовал смутное раздражение, не умея представить себе эту несусветную даль подначальной ему земли. Всегда ему казалось, что все там, в Сибири, устроено неправильно, на авось... В одну из таких минут, три года назад, Петр приказал повесить перед окнами Юстиц-коллегии сибирского губернатора М. П. Гагарина, заподозренного в «великом воровстве». Восемь месяцев провисел в петле князь, но и этого Петру показалось мало.

Он приказал укрепить полуистлевшее тело Гагарина железной цепью и снова поднять на виселицу.

Петр вспомнил об этом, и лицо его стало жестким.

Пора, пора было заняться и Сибирью. Вся эта сказочная земля тоже должна быть измерена и сведена в реестры.

— Бе-ринг... — вслух проговорил он.

Имя звучало в лад той главной мысли, что владела им.

— Витус Беринг... — осторожно подсказал Апраксин. — Весьма, весьма, по мнению адмирала Сенявина, опытный мореплаватель...

— Оставь рапорт! — приказал Петр. — Надобно обдумать сие дело.

7 августа 1724 года было объявлено, что «августа 5 дня его императорское величество будучи у всенощного пения в церкви Живоначальной Троицы изустно его сиятельству генерал-адмиралу Апраксину приказал принять Беринга назад в русскую службу».

10 августа Витус Беринг был произведен в чин капитана первого ранга.

Никто: ни сам Беринг, ни хлопотавшие за него Сенявин и Апраксин не могли объяснить, чем вызвана эта неожиданная милость царя.

Осень в 1724 году выдалась теплой.

По вечерам Иван Иванович — так теперь приказал величать себя Беринг — сидел в чистеньком дворике и, попыхивая трубкой, разглядывал корабли на Неве. Иногда он снова вспоминал тихие улочки родного Хорсенса, изрезанный фиордами берег, но воспоминания не мешали ему думать о России — его второй родине, где умели ценить настоящих капитанов.

Все эти месяцы Беринга не тревожили. Никакой службы не назначали ему, и, может быть, кто-то другой на месте Беринга и радовался бы этой необременительной жизни или, наоборот, нервничал бы, мучаясь неопределенностью. Беринг же не радовался, не нервничал. Опытный моряк, проведший большую часть своей жизни в море, он просто наслаждался этой дарованной ему передышкой, тишиной и покоем семейного уюта, спокойно готовясь к тому, что назначат ему царь и судьба.