Только бы этот верзила-констебль не потерял мой флакон с превращайкой!
Только бы не выпил его ненароком…
Что тогда будет? Я так и останусь тринадцатилетним мальчишкой, побирающимся по помойкам?!
Не хочу. Только не это!
Под эти нерадостные мысли меня и втолкнули в полутемную камеру и захлопнули решетку.
Следы недавно просохших слез все еще были заметны на моем грязном лице, и мой личный недруг состроил насмешливую рожицу, потирая кулаками свои якобы заплаканные глаза.
— Я — маменькин сынок и ною, словно девчонка! — произнес он плаксивым голосом.
Ну я тебе покажу, подумалось мне с неожиданной злопамятностью! Ты у меня еще получишь.
Правда, последующие четыре часа, все время которых я провела на тонком соломенном тюфяке, заменяющем в камере матрац, несколько охладили мой пыл… Однако ровно до того момента, как все тот же констебль не появился в поле моего зрения, демонстративно похлопывая по карману.
— Ну, приятель, — ухмыльнулся он во весь рот, — не хочешь рассказать, что это за штука такая. — Мой флакон оказался у него в ладони с откупоренной крышечкой.
— Это лекарство, — ответила я дрогнувшим голосом, и негодяй это сразу подметил. — Хозяйка отправила меня в аптеку за сердечными каплями.
— В аптеку? Как любопытно, — он поднес флакончик к своему носу. — И вместо аптеки ты забрел в опиумный притон. — Почти злобно: — Не держи меня за идиота, пацан. Что в этом флаконе? Новая опиумная настойка? У твоей хозяйки расшалились нервишки? Признавайся, если не хочешь гнить в этой камере веки вечные.
— Это лекарство! — заорала я что есть мочи. Нервное напряжение давало о себе знать! И констебль, зыркнув на меня глазами, опрокинул в себя половину содержимого бутылочки.
Я заорала, словно раненое животное — у меня даже в глазах потемнело.
— Перкинс, — появившийся в дверях констебль окинул нас внимательным взглядом, — что здесь происходит? За мальчишкой явился хозяин, надеюсь, ты не позволял себе лишнего.
— Никак нет, сэр, — отозвался тот, пряча флакон в карман своей формы.
Камеру отперли, и я вышла наружу, почти повалившись на пол от облегчения при виде высокой фигуры Харрингтона-младшего.
— За что его задержали? — спросил он грозным голосом, обращаясь к констеблю Перкинсу, моему личному неприятелю.
— Мы делали облаву в опиумном притоне, и ваш мальчик был арестован в числе прочих…
Харрингтон взглянул на меня, как бы прося объяснения данному факту.
— Я шел из аптеки, — сказала я твердым голосом, — миледи Харрингтон отправила меня за сердечными каплями, а тут налетели эти наглые бобби и повязали меня. Вон, у этого в кармане купленное мной лекарство… Пусть вернет его или выплатит полную стоимость!
