— Что с тобой? — в конце концов не выдерживает она, с недовольным видом впиваясь пальцами в мои щеки и слегка их сжимая. — Ты пьяный или обкуренный? Прежде ничто не мешало твоей эрекции, нынче же… — Она кривит губы. — Ты как вареная морковка… Либо возвращайся из того места, где ты сейчас находишься, либо… убирайся прочь, — зло кидает она, запахиваясь в прозрачный пеньюар.
Я встаю и поднимаю с пола футболку…
— Гонишь? А прежде, помнится, в любви признавалась. — Не могу сдержать язвительности… — Быстро же ты разлюбила.
— Прежде у тебя было, что мне предложить, — парирует женщина, кивком головы указывая на мой явно невыдающийся показатель мужественности. И шипит: — Трудно любить импотента.
Ее слова меня задевают, берут, так сказать, за живое.
— А ты не думала, что дело в тебе? — отбиваю брошенное в лицо оскорбление, получая удовольствие от внезапно посеревшего лица итальянки. — Пару дней назад… другая женщина… была вполне мной довольна. Да я и сам был доволен собой…
Франческа вскакивает с дивана, замахивается и почти готовится залепить мне смачную пощечину, правда, я оказываюсь проворнее и перехватываю ее руку прежде, чем это происходит.
— Вот и шел бы тогда к этой другой, — цедит она сквозь стиснутые зубы. — Зачем явился сюда, чертов ублюдок?!
Я с презрением откидываю ее руку, даже обтираю ладонь о футболку, словно само ее прикосновение измарало меня. А потом произношу:
— Да вот хотел сделать доброе дело… — пожимаю плечами, — потешить твое дряблое тельце, а не вышло… Не возбуждаешь ты меня больше! — И повторяю: — Не возбуждаешь.
Итальянка вскрикивает так пронзительно, словно я ее ударил, подхватывает с пола туфлю на высоком каблуке и несется в мою сторону с мстительным блеском в глазах… Мне только и остается, что подхватить на бегу оставшуюся одежду и выскочить за дверь, спасаясь от разъяренной фурии в ее лице. К тому же вооруженной опасным «оружием»…
— Я убью тебя, Юлиан Рупперт! — вопит она с верхней ступеньки лестницы, пока я одеваюсь двумя пролетами ниже. — Разорву твое тело на мелкие кусочки и скормлю его воронам. Оторву твой маленький член и… — она замолкает, должно быть вспугнутая хлопнувшей выше дверью.
Узнать, что она собиралась сделать с моим далеко немаленьким дружком, мне так и не удается, потому что я выхожу из подъезда под слепящее весеннее солнце и впервые по — настоящему улыбаюсь. Эта словесная баталия приятно меня раззадорила… Жаль, нельзя рассказать о ней Катастрофе — ей бы понравилось. Почему-то я в этом уверен…
