— Ты это чего? — любопытствую я, сам толком не понимая, что конкретно имею в виду: устроенный погром или ее слезы. — Ушиблась, что ли? Чего ревешь-то? Эй, Катастрофа…
— Опускаюсь на колени и касаюсь ее подрагивающего плеча.
Она всхлипывает еще горше и кое-как произносит:
— Я на куске мыла поскользнулась… занавеску вот сорвала…
— Ушиблась?
Она отрицательно машет головой, но все-таки показывает покрасневший локоть. И говорит:
— Г орло болит.
Да, в логике ей не откажешь: сетует на больное горло, а потирает ушибленный локоть. С женщинами всегда так: они то ли полнейшие дуры, то ли живут по каким-то своим, неведомым нам, мужчинам, законам. Я никогда их не понимал, да и впредь делать этого не собираюсь…
— Так чего купаться тогда собралась? — спрашиваю я. — Лежала бы себе в постели и болела на здоровье.
— А запах? — всхлипывает Катастрофа. — От меня, верно, нехорошо пахнет уже.
— Ничего, я бы зажал нос, и никаких проблем, — произношу в надежде успокоить ее неуместную истерику, но добиваюсь только повторного витка громкого всхлипывания. Теперь-то я ей чем не угодил?
Катастрофа утыкается лицом в свои подтянутые к груди колени, и я могу без зазрения совести лицезреть полукружия ее грудей и маленькую родинку на предплечье левой руки. Не знаю, почему она ревет, но пользуюсь выпавшей возможностью с удовольствием… Ангелика вон тоже постоянно плачет — наверное, у девчонок так заведено. Не беда!
Поднимаюсь и начинаю прилаживать валяющуюся в ногах штангу с сорванной шторкой на место. Пятиминутное дело, которое вознаграждается такими словами:
— Потрешь мне спину? Я сама не дотягиваюсь.
Не могу сдержать самодовольной улыбки: кажется, кто — то мечтает повторить уже однажды случившееся. Что ж, я только за!
— Тебе только спинку потереть? — осведомляюсь не без намека на большее, и девушка отзывается совсем тихим:
— Все зависит от мастерства банщика.
Уж в этом-то мастерстве мне нет равных: подхватываю мочалку, мыло и начинаю водить по ее согбенной спине. Казалось бы, могла уже и расслабиться, ан-нет, продолжает лить тихие слезы. Не понимаю я женщин, и все тут…
— Может быть, мне и животик тебе потереть, — беру инициативу в свои руки. — У тебя, должно быть, и сил-то на помывку нет.
Она не отвечает — просто поднимается во весь рост и молча глядит на меня. Вода жемчужным каскадом струится по ее груди, и я с заминкой, но касаюсь ее мочалкой. Катастрофа не шевелится…
— Ты чего молчишь? — спрашиваю я. — Довольна моей работой или нет?
