Особенно трогательной в наших отношениях оказалась ситуация с вином. Крафт разбирался в винах куда лучше меня и часто приносил к ужину какую-нибудь коллекционную диковинку, всю в пыли и паутине. Но, хотя подле его прибора всегда стоял наполненный бокал, старался Крафт лишь ради одного меня. Сам он был алкоголик и, позволь себе пропустить глоточек, ушел бы в загул не менее чем на месяц.
Вот это и было правдой из того, что Крафт рассказывал о себе. Он вот уже шестнадцать лет как состоял в "Анонимных алкоголиках". И, хотя использовал их собрания как почтовые ящики для своих шпионских дел, питал неподдельную жажду к их духовному содержанию. И однажды совершенно искренне сказал мне, что величайшим вкладом Америки в мировую цивилизацию, вкладом, который запомнится на тысячи лет, было изобретение "Анонимных алкоголиков".
То, что институт, столь глубоко почитаемый им, Крафт использовал в своих шпионских целях, было типичным проявлением его шпионской шизофрении.
Типичным проявлением его шпионской шизофрении было и то, что, будучи верным моим другом, он, тем не менее, изыскал в конечном счете способ самым жестоким образом употребить меня в интересах своей страны.
12: Странные послания в моем почтовом
Поначалу я лгал Крафту о том, кто я и что я. Но мы так быстро, так глубоко сдружились, что вскоре я выложил ему все.
— Какая несправедливость! — воскликнул Крафт. — Мне просто стыдно, что я — американец! Почему же правительство не вмешается и не заявит: "Хватит! Человек, которого вы оплевываете, — герой!"
Крафт кипел возмущением, и, насколько я могу судить, возмущением неподдельным.
— Никто меня не оплевывает, — возразил я. — Никто и не знает даже, что я до сих пор жив.
Крафту загорелось прочитать мои пьесы. Когда я объяснил, что не сохранил ни единого экземпляра, он заставил меня воспроизвести их ему сцена за сценой— заставил меня разыграть их для него.
Крафт нашел мои пьесы восхитительными. Может, он восторгался искренне — не знаю. Мне-то они казались пресными, но не исключено, что ему действительно могли понравиться.
Его, по-моему, больше привлекали принципы искусства, чем то, как я воплотил их.
— Искусство, искусство… — рассуждал он вслух как-то вечером. — Не понимаю, почему я так поздно осознал, насколько оно важно. Ведь в юности я относился к искусству свысока. А теперь, думая о нем, хочется с рыданиями рухнуть на колени.
Стояла поздняя осень. Снова начался устричный сезон, и мы пиршествовали, купив по дюжине каждый. Со времени нашего знакомства с Крафтом прошел год.
