Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence | страница 89
д) Сознание общественных и политических ситуаций «у них» развито больше. Признаки социальных заболеваний или опасностей яснее членам «тамошнего» общества: «Там, может быть, не знают, сколько стоит зверобой, но уж если шанкр мягкий, так он для каждого будет мягок и твердым его никто не назовет» (182). (Об употреблении сексуальной терминологии для описания социальных процессов уже писалось в начале работы.)
В. Е. попытался ввязаться в дискуссии, выкурив, по примеру Эренбурга, двенадцать трубок и написав, по примеру Стендаля, два «Эссе о любви». Название первого «Шик и блеск иммер элегант» – перифраза ходового, особенно популярного в кругах первой эмиграции, выражения: «Шик, блеск, элеган на пустой карман». Написанное по-русски эссе успеха не имело: привычная проблема отечественной литературы, оторванной от родной почвы. Второе эссе – попытка диалога с еврокоммунизмом, чьи привычные доводы: разность исторического опыта России и Запада, возможности мирной «перманентной революции» и т. д. – доведены в Веничкином изложении до совершеннейшего абсурда:
…у вас, у русских, ваша блядовитость, достигнув предела стервозности, будет насильственно упразднена и заменена онанизмом по обязательной программе; у нас же, у французов, хотя и не исключено в будущем органическое врастание некоторых элементов русского онанизма, с программой более произвольной, в нашу отечественную содомию, в которую – через кровосмесительство – трансформируется наша стервозность, но врастание это будет протекать в русле нашей традиционной блядовитости и совершенно перманентно!.. (182–183)
е) Указанная разница делает Веничку на Западе фигурой совершенно экзотической. Не найдя общего языка с французами, герой направляет стопы к Альбиону, распевая начало шотландской народной песенки:
Я шел и пел: «Королева Британии тяжело больна, дни и ночи ее сочтены…» (183)
Дословная цитата из перевода Маршака[182] английской народной баллады:
Опытный директор Британского музея, «чахнущий» над несметными сокровищами собрания, сразу, подобно Кащею, улавливает чуждый дух: «А он, как будто не расслышал, стал передо мной на карачки и принялся обнюхивать мои носки» (184). Вспомним пушкинское:
«Дух» директору не нравится, несмотря на лучшие намерения, в которых изъясняется герой:
Вот те носки, которые я таскал на Родине, те действительно пахли, да. Но я перед отъездом их сменил, потому что в человеке все должно быть прекрасно: и душа, и мысли, и… (184)