Венедикт Ерофеев «Москва – Петушки», или The rest is silence | страница 45
На место В. Е. бригадиром назначают Блиндяева, от которого не приходится ждать ни анализа, ни синтеза. Назначение на пост дремлющего на полу пьяного рабочего никак не вызвано целью интенсификации рабочего процесса или повышения уровня производства. Кстати, времяпрепровождение начальства не отличается от образа жизни подчиненных: «…схватились за голову, выпили… Попили красного вина, сели в свой „Москвич“ и уехали обратно» (140–141).
Катастрофа при соприкосновении с жизнью нарастает от неприятия «маленьким принцем» до отрицания «большим», вдумчивым «принцем-аналитиком» (141). Последний, несомненно, Гамлет, с которым идентифицирует себя Веничка Ерофеев. «Что же представляет собою Гамлет? Анализ, прежде всего…» – писал о датском принце Тургенев[84]. Описание ситуаций, в которых живут оба принца-аналитика, совпадает дословно:
Какая-то гниль во всем королевстве, и у всех мозги набекрень (197).
Заметим, что Веничка в свою очередь идентифицирует себя с особами голубой крови: закономерность оппозиции и защиты. Самозванство – болезнь времени в «кремлевском» пространстве.
Гамлет – несостоявшийся король, обманувший надежды «верхов» – короля, королевы и приближенных, и «низов» – любящего его народа, видевшего в принце будущего правителя. В. Е. оказывается в сходном положении: «…меня – снизу – сочли штрейкбрехером и коллаборационистом, а сверху – лоботрясом с неуравновешенной психикой» (141). Больной сын «расшатанного века», наследник престола, Гамлет говорит о себе с грустной иронией всевидящего и сумасшедшего: «Сударь мой, у меня нет никакой будущности»[86] (Акт 3, сцена 2). Суета «карьеры» очевидна и В. Е., заявляющему: «…до конца дней моих я не предприму ничего, чтобы повторить мой печальный опыт возвышения» (141). Состояние Гамлета и атмосфера при дворе грозят несчастьем, первый признак которого – появление призрака:
(Акт 1, сцена 1)
Со смертью Гамлета пала династия датских королей. Канун глобального переворота пророчит и В. Е., цитирующий работу Ленина «Крах второго интернационала»: «Низы не хотели меня видеть, а верхи не могли без смеха обо мне говорить» (141). По Ленину, состояние, когда «низы не хотят… верхи не могут…», соответствует революционной ситуации в стране.
Играющий безумием: «Они идут, мне надо быть безумным»; сводимый с ума: «Они меня совсем с ума сведут»; признающийся в собственном безумии: «Это свело меня с ума»