В-четвертых, потусторонние силы, вступающие в беседу: ангелы, Господь, Сфинкс и Сатана (примеры разбирались в первой главе работы). Ряд галлюцинаций и видений, предшествующих распятию, описываются как отдельные картины, выхваченные осветителем из тьмы. Эти зрительные явления имеют глубокое значение для понимания природы героя. С первых строк «поэмы» он сообщает, что никогда не видел «Кремля». Но ему дано рассмотреть и «прозреть», увидеть неведомое обычному человеческому глазу. Особость зрения – дар трагического героя европейской литературы. «Черный человек» преследует Моцарта; в покое королевы, невидимый ею, перед исступленным взором принца Гамлета проходит призрак отца; Фауст зрит огненный след, стелящийся в поле за приблудным черным пуделем, спутник же его ничего особенного не замечает; на диване Ивана Карамазова устраивается дрянной и пошлый черт, – список легко продолжить. Философское истолкование этой странности мы встречаем у Льва Шестова в статье о Достоевском:
…Рассказано, что ангел смерти, слетающий к человеку, чтобы разлучить его душу с телом, весь сплошь покрыт глазами. Почему так, зачем понадобилось ангелу столько глаз – ему, который все видел на небе, и которому на земле и рассматривать нечего? И вот, я думаю, что эти глаза у него не для себя. Бывает так, что ангел смерти, явившись за душой, убеждается, что пришел слишком рано, что не наступил еще человеку срок покинуть землю. Он не трогает его души, даже не показывается ей, но прежде, чем удалиться, незаметно оставляет человеку два глаза из бесчисленных собственных глаз. И тогда человек внезапно начинает видеть сверх того, что видят все и что он сам видел своими старыми глазами, что-то совсем новое. И видит новое по-новому, как видят не люди, а существа «иных миров», так, что оно не «необходимо», а «свободно» есть, т. е. одновременно есть и тут же его нет, что оно является, когда исчезает, и исчезает, когда является. Прежние природные «как у всех» глаза свидетельствуют об этом «новом» прямо противоположное тому, что видят глаза, оставленные ангелом. А так как остальные органы восприятия и даже весь разум наш согласован с обычным зрением и весь, личный и коллективный, «опыт» человека тоже согласован с обычным зрением, то новые видения кажутся незаконными, нелепыми, фантастическими, просто призраками или галлюцинациями расстроенного воображения. Кажется, что еще немного и уже наступит безумие: не то поэтическое, вдохновенное безумие, о котором трактуют даже в учебниках по эстетике и философии и которое под именем эроса, мании или экстаза уже описано и оправдано кем нужно и где нужно, а то безумие, за которое сажают в желтый дом. И тогда начинается борьба между двумя зрениями – естественным и неестественным, – борьба, исход которой так же, кажется, проблематичен и таинственен, как и ее начало…
