Восточней Востока | страница 26
Знакомство состоялось в строящемся городке «ЭКСПО-70», среди почти уже готовых павильонов: надувных — из цветного пластика, сплетенных из разноцветных труб, подвешенных на кронштейнах и скобах.
Еще издали я заприметил высокого человека, бегавшего с фотоаппаратом вокруг довольно сложной многолепестковой стальной конструкции, как видно только что установленной. По счастливому выражению его лица можно было, приблизившись, догадаться, что это автор.
— Как называется это произведение? — поинтересовался я.
— По-моему, это должно называться «Небо», — сказал Кинг.
Скульптор Филипп Кинг и его «Небо»
Как бы ни относиться к скульптурам подобного рода, «Небу» Кинга нельзя было отказать в определенном изяществе, легкости и, я бы сказал, приветливости.
— Мой главный принцип, — заметил скульптор, — добиться того, чтобы произведение было «открытым», чтобы оно не замыкалось в себе, чтобы в него можно было войти, как входят в комнату…
Переменчивая погода осеннего дня заставила нас претворить этот принцип в жизнь — чересчур, может быть, буквально: под одним из лепестков стального «Неба» мы укрылись от внезапного дождя, хлынувшего с неба настоящего.
Пока пережидали дождь, Кинг рассказал мне о симпозиуме скульпторов, организованном в преддверии «ЭКСПО-70» Японской федерацией железа и стали. Были приглашены ваятели из разных стран, была задана тема: человеческая общность, сотрудничество, дух времени. И поставлено единственное условие: работать только в стали, выявляя самые разнообразные возможности этого материала.
При всем предубежденном отношении к капиталистическому меценатству, при всей очевидной рекламной подоплеке этой акции в ней, право же, что-то есть, как есть определенная логика в том, что занимающаяся производством алкогольных напитков компания «Сантори» располагает уникальной, открытой для публики галереей изделий из стекла и фарфора в центре Токио…
Но эта встреча с Кингом произошла много позднее, в последние недели моего пребывания в Японии. А тогда, в музее, украдкой потрогав пальцем его «Пространство», я понял только одно: что музей действительно новый, новый, современный, современный.
«Макси-скульптура» в ультрасовременном стиле? Вентиляционное устройство? И то, и другое
В «интродукции» к музею, начертанной на специальном щите и подписанной директором Юкио Кобаяси, говорилось о том, что «современное искусство — это диалог между Востоком и Западом», что музей призван служить «наведению мостов» и «обмену интернациональными ценностями». Экспозиция, с которой мне довелось знакомиться, была организована музеем совместно с ЮНЕСКО и посвящена взаимовлиянию японского и мирового искусства. Что ж, идея этой экспозиции сама по себе чрезвычайно интересна. Известно, что между искусством японским и мировым отношения действительно сложные. До 1868 года, до «революции Мэйдзи», сведения об искусстве Японии в европейских странах были скудны и отрывочны. «Открытие» его было открытием нового мира, со своими законами и традициями. «Поистине наиболее интересная особенность Хокусаи, — писал в 1885 году в «Дневнике» Эдмон Гонкур, восхищаясь творчеством великого японского мастера, — это то, что его талант натуралиста, самый верный природе, самый точный, самый строгий, уходя порой в область фантазии, вместе с тем всегда выражает идеальное в искусстве». Намечая себе творческую «программу-минимум» на остаток жизни, стареющий писатель включил в нее монографию о другом великом художнике Японии — Утамаро. Известны восторженные отзывы о японском искусстве, принадлежащие Гогену и Ван-Гогу, констатируется влияние «японизма» на таких мастеров, как Моне, Дега, Писсаро, Тулуз-Лотрек, и других.
