Женщины в униформах неуверенно потоптались на месте.
— Если бы вы, Доктор, дали нам письменное подтверждение, что отказываетесь выдать Маму…
Когда они обе ушли, вполне удовлетворенные клочком бумаги, врач окинула «малышек» мрачным взглядом:
— А вы не можете не болтать… — процедила она сквозь зубы.
— Что на уме, то и на языке. Запомните, если что-то в этом роде повторится, я буду знать, откуда дует ветер! — Она повернулась ко мне. — А вы, Мама Орчиз, будьте так любезны не говорить ничего, кроме «да» и «нет», когда рядом снуют эти маленькие бестии. Я скоро вернусь, мы хотим задать вам несколько вопросов, — добавила она и вышла, оставив за собой гнетущее молчание.
Она вернулась как раз тогда, когда убирали подносы из-под достойного Гаргантюа завтрака, и не одна. Четверо женщин, сопровождавших ее, выглядели вполне нормальными. Вереница «малышек» расставила стулья и вышла. Женщины расселись вокруг меня, словно перед экспонатом на выставке. Одна была примерно ровесницей моему врачу, двум было под пятьдесят, еще одной — шестьдесят или больше.
— Итак, Мама Орчиз, — сказала моя врач, — совершенно очевидно, что с вами произошло нечто необычное. Естественно, все мы хотим знать, что именно, и, если это возможно, выяснить причину. Вам не стоит утруждать себя мыслями об утреннем инциденте с полицией — с их стороны вообще нелепо являться сюда. То, о чем мы хотим вас спросить, м-мм, обычное научное исследование — не более. Мы просто хотим выяснить, что произошло.
— Вы не можете хотеть этого больше, чем я сама, — ответила я, окинув взглядом все помещение и, наконец, переведя его на свою массивную тушу.
— Я отдаю себе отчет в том, что все происходящее скорее всего галлюцинация, но больше всего меня тревожит то, что, по моему стойкому убеждению, любая галлюцинация должна быть хоть в чем-то неубедительна, то есть каким-то образом уступать реальности. Но такого я здесь не наблюдаю. Все органы чувств у меня в полном порядке. Ничто не является призрачным, зыбким, — плоть, в которую я заключена, более чем материальна. Единственное слабое место, которое я наблюдаю, — это отсутствие причины, даже символической, происходящего.
«Моя» врач косо взглянула на остальных, словно желая сказать: «Теперь-то-вы-мне-поверили?» Те смотрели на меня в немом изумлении.
— Мы, пожалуй, начнем с нескольких вопросов, — прервала она молчание.
— Прежде я хотела бы кое-что добавить к тому, что рассказала вам прошлой ночью. Память вернулась ко мне полностью, — сказала я.
