На пути в академию | страница 170
Так что, мы имели дело с погорельцами, но изрядно обрадованными тем, что им удалось избавиться от рабства. Один из них был владельцем большой тартаны, товар которой находился на пиратском судне. Неожиданно для самого себя, я остался единственным из всех, кто мог ориентироваться в море, и оказался старшим на судне. Все офицеры пинка, включая капитана, погибли, остались в живых только рядовые матросы и боцман Хуго Санчес.
Кому, куда сдавать товар, кто его будет принимать, все это мне было неизвестно, но боцман обещал решить все проблемы, он знал, кому предназначен товар, и по какой цене его нужно продать. Да и как компенсировать семьям гибель кормильцев, он тоже знал, а также поручился выплатить долю капитана его родным.
Гораздо больше сложностей представляла пиратская шебека, которая дрейфовала вместе с нашим кораблём, сцепленная с ним намертво. Уже ближе к ночи мы покончили с убитыми моряками, сбросив их всех за борт, и расцепили корабли. На пинке осталось десять человек, а на шебеке — пленные, ставшие членами моего экипажа, внезапно для себя. К ним были приставлены пятеро матросов, из нашей команды, потому как мы опасались своих новых приятелей.
До Неаполя осталось плыть примерно сутки. Еле передвигаясь от кормового руля к собранной на палубе куче оружия, я выбрал себе ещё два относительно дорогих пистоля, пополнив свой, и так уже богатый, арсенал, который даже носить на себе было тяжело. Но в бою своя ноша не тянет, к тому же, пистоли всегда можно бросить, использовав их.
Отобрав из кучи ещё несколько клинков, среди которых ничего собственно ценного не обнаружилось, я внимательно рассмотрел саблю главаря корсаров, по имени Янус-реис. Это была короткая, но широкая и тяжёлая сабля, малопригодная для меня. Но, зато она была богато украшено золотом и серебром, и её можно было продать.
Владельца части груза пиратской шебеки, итальянца Амадео Чикконе, необходимо было, наверное, пристрелить, потому, как он активно требовал свой груз обратно, и это желание уже явственно читалось на моём усталом и очень злом лице, истощённом борьбой с раной, обработкой которой приходилось постоянно заниматься.
— Сеньоре, сеньоре! — итальянец бормотал на своём языке, которого я не понимал. Итальянцу пришёл на помощь один из пленных, который немного знал испанский.
— Благородный сеньор, — начал он переводить его слова, — давайте с вами решим. Вы отдаёте мне мой груз, а я обеспечиваю вам достойную оплату всех ваших трофеев. Клянусь Богом, вы не пожалеете об этом!