— Алла! Алла! И дикая бородатая толпа стала быстро перепрыгивать на палубу сцепленного корабля.
— Сейчас, вот сейчас, — думал я, доставая последний оставшийся у меня свиток с магическим заклинанием.
Развернув его и сделав необходимые пассы рукой, проговорив вслух фразу на чуждом мне языке, я вызвал водную магию. Свиток рассыпался в прах, а на толпу корсаров, уже начавшихся перебираться на наш корабль, прямо с ясного, жаркого неба резко обрушились острые струи морской воды и стали терзать их тела, сбрасывая в море.
Гибельный поток также быстро прекратился, как и начался, оставив после себя три десятка трупов и раненых, изрядно сбив пыл с корсаров, лихо шедших на абордаж.
— У них маг, Янус!
— Они также смертны, как и мы, вперёд, магрибские орлы!
Но большие потери ослабили решимость пиратов и укрепили волю обороняющихся. Пользуясь паузой, команда пинка смогла перезарядить часть аркебуз и дать повторный залп по атакующим корсарам, выбив из их рядов ещё пять человек.
— Нужно возглавить атаку, — решил Янус-паша и бросился, вслед за остальными, в саму гущу схватки, кипевшую на палубе чужого корабля. Завязался абсолютно дикий бой. Выстрелы и звон сабель смешались в яростную какофонию отчаянного боя.
Испанцы, чувствуя, что они в меньшинстве, и понимая, что после поражения их ничего хорошего не ждёт, отчаянно сражались, дорого отдавая свои жизни, но корсары были опытнее и свирепее. Находясь на корме корабля, я наблюдал за сражением, разворачивающимся передо мной. Капитан Хосе стоял позади меня, возле рулевого. Что ж, это его выбор, умереть первым или последним, а может быть, он надеялся на снисхождение корсаров.
После моей магической атаки к команде, парализованной страхом, от внезапно появившихся пиратов, вернулась способность соображать, они стали перезаряжать аркебузы, и даже успели дать второй залп по нападающим. Но те, всё равно, прорвались на палубу пинка и вступили с нами в схватку. Возглавлял их здоровенный пират, с рыжей бородой, бросившийся в бой немного позже остальных. Сражение кипело, постепенно приближаясь к корме.
Два моих пистоля покинули свои кобуры, выстрел, ещё выстрел, и из рядов были выбиты два наиболее умелых корсара, облегчив бой для нашей команды. Обнажив абордажную саблю, я дико крикнул: — Вашу мать, ненавижу вас, суки, чтоб вы все сдохли, все, до одного, — и яростно бросился в гущу сражения.
Сабля высекала яркие искры из вражеских клинков, ловила удары и отбрасывала клинки противника назад и в стороны, повинуясь движению руки. Удар, ещё удар, отрубленная кисть, пробитое горло. Постепенно я сатанел, при виде своей и чужой крови, кишок, вываливавшихся из разрезанных животов, отрубленных рук и голов, в беспорядке валявшихся на палубе.
