Тревожное счастье | страница 61
В саду под старой кряжистой грушей было убежище — такое, как делали в первые дни войны по инструкции местных властей: глубокая яма с короткой траншеей перед ней. Правда, Данила значительно улучшил убежище: покрыл яму бревнами, которые отец заготовил, чтобы перебрать хлев, сверху настлал соломы, засыпал землей, а стены укрепил ивовым плетнем; получился настоящий блиндаж. Пряталась в нем не только их семья, но и соседка с малыми детьми.
Снаряды рвались редко, и взрывы удалялись в сторону шоссе, кромсая ольховые кусты на берегу речки, протекавшей за огородами. Должно быть, немцы вели пристрелку по мосту, чтоб разбить его и задержать отступление советских частей.
Трояновы сидели в глубокой яме, на снопах соломы, тесно прижавшись друг к другу и прислушиваясь к взрывам. Поля и соседка тихонько, почти шепотом, перекидывались словами.
— Я, Полечка, поросенка в сенцах кормила и не помню, закрыла ли хату… Коли не закрыла, наделает он делов…
— Мы вчера вернулись после налета, а у нас в горнице Сойковых коза хозяйничает. Все цветы перепортила.
— Эта тварь ничего не боится. А куры — видела, как прячутся?
Сашу раздражали эти, как ей казалось, никчемные разговоры о ненужных, мелких делах и происшествиях.
— Да замолчите вы! Люди гибнут, а вы о курах…
От движения артиллерии и танков по шоссе стонала земля.
— Я боюсь, мамочка. Что это гудит? — пропищала трехлетняя девчушка.
— Это гром, детка. Не бойся.
— О боже!.. — в отчаянии шептала Саша. — Как они удирают! И не стыдно! Столько машин!..
Даник не удержался — решил успокоить сестру; он в этом году окончил семилетку и не упускал случая привести какой-нибудь исторический пример:
— Кутузов до самой Москвы отступал, а потом как дал французам, так они летели без оглядки.
— Замолчи! — в исступлении крикнула Саша. — Молчите вы! Как вы не понимаете!..
Все примолкли, даже дети. Даник, обиженно ворча, стал выбираться из ямы. Поля схватила его за рубашку.
— Куда ты, Даник? Куда ты лезешь под пули? Ох, горе мне с вами!..
— Да отвяжись ты! — разозлился паренек. — Я тебе не дитя. Не маленький! Сам знаю, что делаю.
Он вылез, полежал на земле, прислушиваясь, потом вскочил и мигом очутился на груше.
Шоссе проходило в полукилометре от деревни. Между шоссе и первыми хатами лежал пустырь с зарослями лозы и ольшаника. Через заросли пробивался ручей, который вытекал из леса, начинавшегося сразу же за шоссе. Лес обступал деревню с трех сторон и только на западе отходил чуть дальше, километра на два-три, уступив место песчаному неурожайному полю, над которым в ветреные дни поднимались тучи пыли.