– А если бы…
– Что если бы?
Значит, нельзя или не хотят. Не хотят, чтобы шапочка тети Музы за несколько минут была бы полной денег. Жалко. Она бы с ними постояла часок-другой, все равно делать нефиг. Струны заныли, Цой крутил колки на грифе, гитара капризничала на морозе, постоянно расстраивалась.
– Гуляешь? Почему грустная? Она сейчас заплачет!
Настя прислонилась к гранитной стене, приступ быстро прошел, но пара слезинок успели выскочить и замерзнуть на щеках.
– Вообще-то у меня все прекрасно…
– Не заметно. Боря!
– Что?
– Надо отдать.
– А "черный день"?
– Черный день у нас уже был. Отдай.
И тетя Муза передала Насте ее сумочку с книжкой и телефоном.
– Ой…
– Нашли у меня под кроватью, возвращаем.
– Большое спасибо!
Настя повертела в руках телефон, какое все ненужное – имена, фото, музыка.
– Знаете что, оставьте себе, у меня новый. А этот можно продать за несколько тысяч.
Артисты оживились, стали собираться.
– Да, пожалуй. Надоело. И гитара замерзла.
Муза ссыпала мелочь в карман, напялила шапочку на голову.
– Пойдемте, друзья!
Поднялись по ступенькам на свет божий, Настя попрощалась с компанией, те ушли к остановке автобуса.
Настя села за столик в пустой закусочной, купила стакан водки и горячий бутерброд. Раскрыла книгу, на первой странице, цифры через тире словно бусы на нитке, имя Антон. Она выпила еще, закусила булкой с растаявшим в микроволновке сыром, набрала номер…
Никто не хотел отвечать, потом все-таки щелк! Ответила женщина. Даже не Насте, а кому-то рядом.
– Чей это телефон? Больной, это ваш тут пищит-надрывается? Алло, вам кого?
– Мне… Антона.
– Больные, кто Антон?
Какое-то мычание, голоса с эхом, будто тетка в бассейне.
– Перезвоните.
– Я извиняюсь, а что это? Куда я звоню?
– Вы не знаете где ваш друг?
– Нет…
– Мариинская больница, вторая терапия.
Гудки.
О кей, гугл, Мариинская больница…
Нужную дверь она нашла, когда на улице начинало темнеть, присела на лавочку, можно никуда не спешить. Огляделась, бывший чей-то дворец, запах лекарств, мочи, хлорки. Народ туда – сюда, очередь в гардероб, сквозняк гоняет по мраморному полу голубые пакетики, которые надевают поверх ботинок…
Второй раз звонить не пришлось, он сам спускался вниз по широкой дворцовой лестнице в рубашке, джинсах и домашних тапочках. Сразу узнала его, разглядела, что он старше ее лет на двадцать. Но это не обескуражило, ей самой, вдруг, стало стыдно за свой плащ из прошлого века и ботинки как у Гермионы. И воняет от нее как от пивной канистры…
